Сибирские огни, 1978, № 12

СЛОМЛЕННАЯ 115 3 марта. Вот оно! Меня посылали к психиатру, заставляли собрать­ ся с силами, прежде чем нанести последний удар. Совсем как нацистские врачи, которые возвращали к жизни свои жертвы, чтобы снова можно было их пытать. Я и крикнула ему: «Нацист! Палач!». У него был изму­ ченный вид. Поистине, это он жертва. Он дошел до того, что сказал мне: — Моника, пожалей меня! Он снова с тысячей оговорок стал объяснять' мне, что наша совмест­ ная жизнь утратила свой смысл, что он не собирается поселиться у Но­ эли, нет, а только снимет квартирку для себя одного. Это ничуть не по­ мешает нам видеться и даже проводить вместе часть отпуска. Я говори­ л а— нет, я кричала, оскорбляла его. На этот раз он не сказал, что отка­ жется от этой мысли. ...Эта их эрготерапия — сплошное вранье! Я бросила эту идиотскую работу. Мне вспоминается рассказ Эдгара По: сдвигающиеся железные сте­ ны, и маятник в форме ножа качается прямо над моим сердцем. Иногда на секунду он замирает, но никогда не отодвигается. Еще несколько сан­ тиметров— и он коснется меня. 5 марта. Я пересказала психиатру эту последнюю сценку. Он ответил: «Если бы у вас хватило мужества, вам было бы, несомненно, лучше по­ жить хотя бы некоторое время отдельно от мужа». Морис уплатил ему, чтобы он сказал мне это? Я пристально взглянула ему в лицо: — Любопытно, что вы не сказали мне этого раньше. — Я хотел, чтобы эта мысль исходила от вас. -г- Она исходит не от меня, а от моего мужа. — Да. Но все-таки вы со мной об этом говорили. И пошел морочить мне голову историями об утраченном и вновь об­ ретенном ощущении себя лйчностью, о необходимости держать дистан­ цию, умении управлять собой. Трепотня! 8 марта. Психиатр доконал меня. Нет сил. Я больше не пытаюсь бо­ роться. Морис занят поисками квартиры: у него на примете несколько вариантов. На этот раз я уже не протестовала. И все-таки это был ужас­ ный разговор. Я сказала без всякой злости, окончательно подавленная и опустошенная: — Было бы лучше предупредить меня после нашего возвращения или еще в Мужене, что ты решил меня бросить. — Во-первых, я не бросаю тебя. — Ты играешь словами. — И тогда я еще ничего не решил. Все поплыло у меня перед глазами: __ Ты хочешь сказать, что в течение шести месяцев испытывал меня и что я не выдержала экзамена? Это отвратительно! — Да нет же. Дело тут во мне. Я надеялся как-то все уладить и с Ноэли, и с тобой. Но окончательно потерял голову. Я даже не могу ра­ ботать. — Это Ноэли требует, чтобы ты ушел. — Она, как и ты, не может переносить создавшегося положения. — Если бы я его переносила лучше, ты бы остался? — Но ты же не смогла. Даже твоя приветливость, твое молчание мучительны для меня. — Ты бросаешь меня, потому что жалость, которую я тебе внушаю, причиняет тебе слишком много страданий? — О, прошу тебя, пойми! — произнес он с мольбой. 8*