Сибирские огни, 1978, № 12

СЛОМЛЕННАЯ Я больше не думаю, что Морис хороший человек,— произнесла я. Я открыла в нем низменные черты. Я не восхищалась его успеха­ ми — и тем уязвила его тщеславие. Здесь ты несправедлива,— возразила она с какой-то сурово­ стью.— Если мужчина любит говорить о своей работе — это не тщесла­ вие. Я всегда удивлялась, как мало тебя заботит работа Мориса. Я не могла сообщить ему о ней ничего интересного. Это так. Но ему, безусловно, хотелось, чтобы ты была в курсе всех трудностей, знала о его открытиях. У меня возникло подозрение: — Ты видела его? Он тебе сказал? Он тебя переубедил? — Ты бредишь! — Я удивляюсь, что ты перешла на его сторону. Если он хороший человек, тогда вся вина ложится на меня. — Вовсе нет. Бывает, что люди не могут понять друг друга, но ни один из них не виноват в этом. Раньше она говорила со мной другим тоном. Какие-то слова вертят­ ся у них у всех на языке, а они не говорят мне их. Я вернулась домой, совсем упав духом. Какая резкая перемена к худшему! Практически все время он проводит у Ноэли. В те редкие ми­ нуты, что он отводит для меня, он избегает быть наедине: ведет меня в ресторан или театр. Он прав: это менее тяжко, чем оставаться там, где когда-то был наш с ним дом. Колетта и Жан-Пьер бесконечно внима­ тельны. Они так заботятся обо мне. Как-то раз они повели меня обедать в симпатичное бистро в Сен-Жермен-де-Пре. Звучали прекрасные пла­ стинки. Заиграли один блюз, который мы часто слушали с Морисом, и мне показалось, что в нем все мое прошлое, вся моя жизнь, которую ско­ ро отнимут у меня, которую я уже потеряла. Вдруг, кажется, лишь вскрикнув, я упала в обморок. Почти сразу же я пришла в себя, но Ко­ летта все видела. Она была крайне возмущена. — Я не позволю, чтобы ты губила себя. Если папа так ведет себя с тобой, пошли его подальше. Пусть идет к этой дамочке, тебе будет го­ раздо спокойнее. Всего лишь месяц тому дазад она не дала бы мне такого совета. Если бы я была хорошим игроком, то сказала бы Морису, чтобы он уходил. Мой последний шанс состоит в том, что Ноэли, в свою очередь, начнет нервничать, устраивать сцены, предстанет в дурном свете. Но у меня нет желания истязать себя, я стремлюсь выжить. Смотрю на свою египетскую статуэтку: ее очень хорошо склеили. Мы вместе купили ее. Она была пронизана нежностью, голубизной неба. И вот она, нагая и скорбная. Я беру ее в руки и плачу. Я не могу больше носить колье, которое подарил Морис к моему сорокалетию. Все пред­ меты, вся мебель, окружающие меня, словно протравлены кислотой. От них остались лишь горестные скелеты. 2 февраля. Раньше у меня был характер. Раньше я бы выставила Диану за дверь. А теперь я тряпка. Как я могла бывать у нее? Это раз­ влекало меня и ни к чему не обязывало. — О, как вы похудели! Какой у вас усталый вид! Она пришла из любопытства, по злобе — я это сразу почувствовала. Не следовало принимать ее. Она принялась щебетать, я не слушала. Вдруг она пошла в наступление: — Мне слишком больно видеть вас в таком состоянии. Пересильте себя. Старайтесь думать о другом. Хотя бы поезжайте куда-нибудь. Ина­ че у вас будет нервное расстройство. — Я себя прекрасно чувствую.