Сибирские огни, 1978, № 11

ПРОСТРАНСТВОМ И ВРЕМЕНЕМ ПОЛНЫЙ 79 под уздцы, и удивился,, когда увидел, что животное шагает самостоятельно. Стараясь не смотреть в разверзшуюся слева пропасть, он двинулся следом. — Милый мой ослик,— донесся спереди негромкий и, слава богу, спокойный голос жены,— добрая моя животинка, не обижайся, пожалуйста, что взгромоздилась на тебя, мне просто сделалось очень, очень страшно... Но я не могла повернуть на­ зад, в кишлак, ведь я сама выбрала свою судьбу: связала жизнь с археологом... Бы­ вают жены-домохозяйки, жены-наседки, жены-украшения, я — жена археолога, и тут уж ничего не поделаешь... Окладников усмехнулся, подумав, что слова сии предназначены не столько для ишака — тому и впрямь достаточно одной интонации,— сколько для него, и хотя по смыслу это выглядело, как упрек, в тоне он не уловил упрека... Конечно же, он не выбирал себе жены по заранее выявленным деловым признакам, единственное, чем располагал из числа «анкетных данных» на пороге женитьбы, это тем фактом, что невеста — выпускница Иркутского художественного училища; и лишь потом, в беско­ нечных их странствиях, выявилось, что его Вера Дмитриевна может в экспедициях исполнять обязанности не только рисовальщицы, но и гребца, рулевого, дровосека, поварихи, судомойки, прачки, портнихи, землекопа, фотографа, чертежницы, бухгал­ тера и наряду со всем этим вести научные дневники и даже писать вместе с ним книги... А овринг все не кончался, его пружинящий настил то вдруг горбатился, то опа­ дал ложбинкой, послушно следуя, как понял Окладников, за теми трещинами в скале, куда удалось строителям этой удивительной дороги вбить колья. Справа, от гранитной стены, веяло сыростью и холодом, слева, со дна ущелья, обдавало терпким зноем, и казалось, будто овринг проложен между двумя противоположными полюсами, под­ ступившими здесь вплотную друг к другу. Но вот, наконец, скала как бы немного расслабилась, как бы откинулась чуть- чуть «на спину», обрела некую покатость, на которой дожди, ветры и время выгрызли довольно глубокую борозду. За нее и уцепился новый участок тропы, принявший эстафету от овринга. Осознание того факта, что овринг кончился, пришло к Окладникову через звук: он внезапно услышал, как зацокали на каменистой тропе копытца ишаков. Процессия остановилась. Окладников подхватил жену под локоть, помог спешить^ ся. Вера Дмитриевна сдернула с глаз повязку, зажмурилась, а когда глаза привыкли к свету, оглянулась на пройденный участок. — И обратно, из этой преисподней,— спросила Вера Дмитриевна, силясь улыбнуть­ ся,— мы должны возвращаться здесь же? Иной дороги нет? — Охотник ходим, чабан ходим, ишак ходим,— ответил Икрам.— Однако крепкий дорога! Овринг! Окладников вымученно рассмеялся и, как и давеча, подтвердил: — Замечательная дорога! Вера Дмитриевна подняла на него глаза, и он увидел вдруг, что они полны слез. — Куда же ты завез меня, археолог? — спросила она, вновь силясь улыбнуться.— И когда это все кончится? Это были первые слезы, которые Окладников увидел у жены за все совмест­ ные годы. — Знаешь, мне сейчас вдруг вспомнился неистовый Аввакум,— сказал он,— его скитания... «Долго ли муки сии будут, протопоп?» — «До самыя смерти, Марковна!» ...Пещера в верховьях ущелья Заутолош-Дора, куда пробивалась долгих восемь июльских дней 1938 года экспедиция археологов, была известна лишь нескольким ме­ стным охотникам — Окладников сделал ее известной всему миру. Отныне ни одна из книг, посвященных истории рода Гомо, не выйдет без того, чтобы не упомянуть об этой пещере с узбекским названием Тешик-Таш. Позволю себе одну цитату: «Древнее поселение в гроте Тешик-Таш имеет широкое научное значение, представляя собой первый по времени открытия, богатый следами деятельности человека памятник па­ леолита в Средней Азии. Его ценность для древней истории человечества еще и в том, что здесь оказались остатки мустьерского погребения с черепом неандертальского человека...»