Сибирские огни, 1978, № 11
62 ИЛЬЯ ШТЕМЛЕР — В поликлинику. На Морскую,— Вохта тронул обтянутое кожей куртки плечо Сергачева. — Придется вам на трамвае, Константин Николаевич,— негромко и сухо проговорил Сергачев — Мне на линию надо, план делать. Вохта наклонился, взглянул сбоку на ровно сидящего Сергачева. Затем протянул руку, включил счетчик и проговорил со значением: — Я нанял вас, товарищ водитель. Вначале в поликлинику, затем к таксопарку. И живее, вы на работе. — Именно потому, что я на работе, Константин Николаевич, архан гел вы мой чернокрылый... Именно поэтому я не повезу вас. Вохта в изумлении хлопнул толстыми ладонями по коленям: — Ну и остряк... Ха! Вообще-то, Олег, ты себе много позволяешь. И в присутствии начальства... Драку затеял в гараже, чуть не пришиб во дителя Ярцева. Сменщика своего третируешь, жалуется он, письменно... Теперь вот мне грубишь. Щеки Сергачева дрогнули, губы смягчились, растянулись в улыбке: — Господи, Константин Николаевич, все в одну кучу, нехорошо. Ка кая же это грубость? Ну, какая? Если бы я сказал, допустим, что вы под лец и проходимец. Или, скажем, что соки из водителей выжимаете, при крываясь интересами государства. Что такую паутину в парке сплели, всех повязали... Вот это была бы грубость! Но я всего этого не сказал, даже товарищ директор с товарищем главным инженером подтвердят... А вы — грубость, грубость. Нехорошо. Навет. — Ты зачем, архангел, на кладбище явился? Не ты ли парня этого изводил за бунт против твоей вонючей оистемы? Не сам, через холопов своих. Сам ты всегда выглядел бдатодетелем бескорыстным. И меня при ручить пытался. По-всякому пытался. И кнутом, и пряником... — Да ты! — Вохта задохнулся. Его тонкий голос перешел в свистя щий шёпот: — Ты мне ответишь! — Он протянул к лицу Сергачева корот кий палец, рассеченный золотым обручальным кольцом. . Сергачев поймал палец и сдавил: — Я ненавижу тебя, подонок... Я в упор тебя не видел все эти годы. И сейчас я тебя в упор не вижу. Так, сидит себе куча дерьма. Сергачев хлопнул по торпеде автомобиля ключом зажигания, словно костяшкой домино... Вылез из машины. С силой припечатал дверь... Наклонился к стеклу. — И не думай, хмырь болотный, что я из парка уйду. Я с тобой еще устрою сеанс французской борьбы. При зрителях. Кости трещать будут... Тарутин смотрел в окно на удаляющуюся фигуру Сергачева. — Дурачок он, дурачок... Все горлом хочет взять, лбом вперед. Скольких таких жизнь перемолола... Несправедлив он ко мне был сей час, несправедлив. Да бог ему судья... Ворочаясь широким туловищем, Вохта перелез на водительское ме сто и подобрал ключ зажигания. Мотор глухо и ровно загудел. Тарутин открыл дверь навстречу теплому искристому снегу, вылез из машины и пошел вниз, к городу. Вскоре он услышал за собой шаги. Он не обернул ся, он знал, кто его догоняет. Мусатов задрал воротник пальто, снял свою черную шляпу, подставляя голову воздуху, наполненному запахом свежих огурцов. Метрах в тридцати от них, высоко подняв плечи и зябко сунув руки в карманы куцых рабочих штанов, вышагивал Сергачев, шофер первого класса, с незаконченным высшим образованием. ♦---- \
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2