Сибирские огни, 1978, № 11

48 ИЛЬЯ ШТЕМЛЕР — Дядя Петя? Какой же из него парторг? Мягок. Товарищами мы когда-то были, шоферили вместе. — Что вы вдруг Фомина вспомнили? — Нужен он сейчас. Для дела. Лариков взял серую пухлую папку. Тарутин узнал ее — работа Шкляра... — Такой отличный план придумали. Эх! — Лариков бросил папку на стол. — А толку что? — Тарутин вытянул губы трубочкой, как ребенок. —- Ничего! Драться надо за него, вот что. — Вы и деритесь. Лариков боком присел на край стола. Взгляд его усталых глаз мед­ ленно полз по бледному лицу Тарутина, цепляясь за невысокий лоб,'ко­ роткий нос, губы, задержался на ямочке подбородка. — Составь обстоятельную бумагу. Поезжай в министерство. Вместе с Фоминым. Он мужик не робкий, старой шоферской закалки. -т- Сейчас шоферы тоже не из робких. — Как сказать... Нахальства много. А вот гражданства, впрочем, обобщать нельзя... Так вот, поезжайте в министерство. Гогнидзе — мужчи­ на горячий, но не упрямец. И умница. Я его хорошо знаю... Завтра же и составь. Тарутин поднялся с кресла. И проговорил внятно: / — Завтра я подам заявление. Лариков помахал тяжелым кулаком вслед тарутинской спине: • — Попробуй только! Вначале он хотел взять такси и вернуться в тихий бар, к усатому греку Георгию. Сесть в стороне с бутылкой. Наверняка ребята еще там не разошлись, танцуют в малиновом полумраке. Такси на стоянке не было, а подошел автобус — желтый, чистый, с ярко освещенными, по-домашнему заиндевелыми окнами. Дверь, ско­ ванная холодом, трудно разошлась, приглашая в полупустой салон. Та­ рутин сел в автобус. Этот маршрут тянулся до самого его дома, значит, он сейчас отправится домой. В еще теплой, хранящей чужое дыхание оконной лунке он увидел подъезд управления и дежурную машину со спящим шофером. Лунка на глазах затягивалась туманом, растирать ее вновь Тарутину не хоте­ лось, он отвернулся, втянул голову в поднятый воротник. В память мед­ ленной обратной проекцией вошли какие-то никчемушные фразы, вы­ светлялись какие-то движения, повороты головы, рук. Все это наплывало друг на друга, перемешивалось в единый сумбур, похожий на рваную тучу, принимающую образ то человека, то животного, то непонятно чего, но удивительно знакомого... Постепенно и это растворилось, уступив место пустоте. Он глубоко и ровно задышал... И уже сквозь полудрему Тарутин почувствовал глухие рывки и, сообразив, что кто-то дергает его за руку, тяжело поднял голову. Женщина склонилась над ним, опираясь согнутым локтем на спинку переднего кресла, а лицо ее, с ярко-красными губами, вздернутым носи­ ком и челкой, выбившейся из-под меховой шапочки, лицо это плавало в теплом воздухе автобусного салона где-то рядом, у самых глаз Тарутина. — Андрей Алексаныч?! Вы это? Уснете и свалитесь. А пол тут грязный,— ласково говорила женщина. Тарутин встряхнул головой, приходя в себя. — Не узнали? Так я Лопухова, Таня... Смотрю, батюшки, никак самого Тарутина укачало в автобусе, это ж надо. Или вы меня не пом­ ните? ,