Сибирские огни, 1978, № 11

ТАКСОПАРК 47 Лариков, улыбаясь, смотрел на Тарутина. Но в улыбке его не было сейчас обычной уверенности: — Есть одна странная закономерность, Андрей, я заметил... Назна­ чили к нам управляющим Круговерова, горлодера и грубияна. И весь- аппарат стал таким же — крикуны и неврастеники. Потом его сняли, назначили Муромцева. Интеллигентный человек, тихий, вежливый. И аппарат как подменили. Даже уборщицы, и те без стука не войдут в отдел. Словом, не автотранс, а рай земной, в ушах от тишины звенело. А главное — работа шла... — Значит, вы эксперимент на мне проводили?— -Тарутин укориз­ ненно покачал головой. Лариков все продолжал вздыхать, морщиться и щупать в задумчи­ вости свое лицо. Странный какой-то он сейчас, думал Тарутин. Не обыч­ ный. Вроде нб в себе... — Ты извини меня, Андрей... Стар я стал. — За что? — Тарутин не понимал, что имеет в виду Лариков. — Что не вступился за тебя. На «селекторке». Робость сковала, по­ нимаешь... Заместитель министра, все же. А мне на пенсию выметаться скоро. Думаю, ну их всех к бесу... Пшеничные его брови у основания покраснели и теперь казались не настоящими, а бутафорскими. А круглое лицо, с набрякшими под глаза­ ми мешками, со складками у рта, из которого, делясь длинными паузами, вылетали слова, такие густые, тяжелые, что их можно -было коснуться руками,— лицо это сейчас стало близким Тарутину... — Вот еще,— пробормотал он.— Я даже об этом ц не думал... — А ты думай! Думай! О тех, кто тебя предает, думай. — Ну, Михаил Степанович... у вас еще появится возможность... — Не появится, Андрей Александрович. После «еелекторки» я сце­ пился с Кориным. Он сказал, что это все мои дела. Фантазии. Поэтому я, дескать, обязан поднять твой парк. Другого решения вопроса он не видит... — Не понимаю. — Что там не понимать? Хочет меня перевести в твой парк... дирек­ тором. — Вот оно что? Тарутин покрутил головой. Странно. Ведь он сам готовился подать заявление об уходе. Но сейчас, когда Лариков ему сказал об этом, так заныло в груди... И такой серьезной казалась потеря. Таким родным ему сейчас показался этот суматошный, добрый, жестокий и равнодушный таксопарк... — Вот оно что,— повторил Тарутин вялыми сухими губами,— Что южалуйста... Хоть сейчас. Лариков вскинул брови, собирая в глубокие морщины кожу лба. — Не кагалтись, понял?! — закричал он. — А я не кагалчусь! — Тарутин чувствовал нарастающую злость. — Кагалтишься! — прокричал еще громче Лариков. — Это вы кагалтитесь, а не я! — Пить надо меньш е, ясно?! Тарутин с изумлением взглянул на Ларикова. Они немного помолчали, глядя в разные стороны. Тяжело опираясь на руки, Лариков встал с дивана и обронил негромко и обиженно: — Жду его тут, жду. А он? Сделал несколько шагов по кабинету. Остановился у стола: — Слушай, Тарутин, когда твой Фомин возвращается? — Днями. Лечится человек. — А кто вместо него? — Водитель один. Член бюро. Григорьев.