Сибирские огни, 1978, № 11

ТРЕОЗЕРЬЕ 17 Мы долго сидели за ужином. Распили с бабкой водку. Она пила со мной наравне. Скупо выпивала все до последней капли, брала помидор, прокусывала его и с шумом высасывала из него сок. Уляша маленькими кусочками откусывала шоколадку. Молчала. О чем она думала? Бабка, немного захмелевшая и разморенная усталостью хлопотливо­ го дня, тоже сидела молчаливая, руки ее, скрюченные старостью и бес­ конечным трудом, лежали на столе, как две сучковатые палки. Вдруг она запела, тихо, хрипло: Над озером чаечка вьется, Ей негде, бедняжечке, сесть... На улице буйствовала гроза. Надрывался ветер. Бабка не допела песню... — Отпустите со мной Уляшу... Будет мне вместо сестры. — И не думай об этом. Родная я ей, и то забижаю. А уж у чужих известно какое житье — собачье. Да и срослись мы с ней, как веточка с деревцом, разорвешь — засохнем. Уляша встала из-за стола, ушла в свою комнату. — Не будоражь девке душу. Навязалось тебе на ум: отпусти да от­ пусти!.. Ничем ты ей не помогнёшь, только последнюю радость вытра­ вишь. Поживет еще годочка четыре со мной, а там замуж выдам. Есть тут в Селезневке слепенький один... Вот и будет пара. Не та ей жизнь нужна, Алешка, к которой ты-то приучен.— Она помолчала, потом нази­ дательно сказала: — Душа у тебя, видать, мягкая, а ум простоват. Вре­ мя пройдет, ум воспротивится— что тогда делать станешь? Эх-хе-хе!.. Алешка, Алешка! Всех согреть хочешь, как красное солнышко. А ты по­ остерегись! Чужое горе — нива несжатая! Ступай лучше спать. Хватит, насиделись. Керосину-то зря перепалили... Охо-хо!.. Она задула лампу, не дожидаясь, пока я встану из-за стола. Сразу стало непроглядно темно, будто меня накрыли колпаком. Я посидел еще несколько минут... Какие только мысли не роились в моей голове!.. Я не имел права вмешиваться в судьбу Уляши... Хотя бы потому, что не знал, как сложится она и будет ли мое вмешательство благотворным. Вдруг, действительно, права старуха, я только вытравлю из ее души пос­ ледние радости? Я боялся навредить... «Срослись мы с ней, как веточка с деревцом,— тревожным повтором звучали во мне бабкины слова.— Ра­ зорвешь — засохнем». Я боялся навредить! Но я понимал, что одному этому чувству нель­ зя вверять человеческую судьбу. Я встал. Ощупью пробрался в Уляшину комнату. Принялся готовить себе постель. Короткая вспышка молнии осветила комнату, и я увидел Уляшу, сидящую на своей кровати в такой же позе, в какой она сидела утром у озера. — Ты еще не спишь? — спросил я, сам не зная зачем, и почувство­ вал, как снова защемило сердце. Уляша не ответила. В окно досадно барабанил дождь. Где-то совсем близко с треском разломилась молния, осыпала потолок, стены живыми, движущимися искрами, и через мгновенье — опять темнота, от которой даже глазам было больно. Я прислонился лбом к холодному оконному стеклу, по которому сплошным потоком лились струи дождя. Сколько я так простоял — не знаю, наверное, долго, и еще бы продолжал стоять, если бы вдруг не услышал, как Уляша спрыгнула с кровати, и через се­ кунду ее горячие руки обвились на моей шее. — Алешка,— сквозь слезы шептала она,— не уезжай в город! Ну его!.. Будем с тобой щук удить, купаться... Не уезжай, Алешка... Я буду тебя любить!.. Сильно-сильно! 2 Сибирские огни №11