Сибирские огни, 1978, № 11

НЕЗАБЫВАЕМАЯ ВСТРЕЧА 183 ружающих. От одного, мол, старшины мож­ но записать целую тетрадь! На мое хвастливое: «Память пока креп­ кая»,— Твардовский, поморщившись, зая­ вил: N . . . — Не хвались памятью. Не у таких война отбивала память напрочь! Попадешь в гос­ питаль, очухаешься на койке, и может слу­ читься так, что не только стихи, но и собст­ венное имя не вспомнишь. — Не думал об этом, товарищ майор. — Когда поймаешь «такое»,— он с силой пнул увесистый осколок от авиабомбы,,— поздно будет думать. Для пищущих людей дневники и записные книжки— хлеб на­ сущный. В этот момент и произошла веселая сценка. Старшина на самодельном подно­ се — кусок фанеры, завернутый в чистую простыню,— принес нам угощение. Он уже поравнялся с поэтом, когда Твардовский сказал про хлеб насущный. Услышав про хлеб, Калякин глянул на поднос — и... не обнаружил там хлеба. Старшина подумал,-что поэту нужен хлеб. — Виноват, товарищ майор! Сейчас при­ несу буханку,— брякнул бравый старшина, ставя угощение между нами. Твардовский посмотрел на «поднос», с него — на подтянутого Калякина и.., рас­ смеялся весело, от.души. Старшина растерялся, недоуменно по­ смотрел на меня, потом — на развеселив­ шегося поэта и наконец промолвил: — Может, что не так подано, товарищ иайор? — Не-е-ет, старшина, все так, все так! ^ где ты раздобыл бутылку французского юньяка?— удивился гость.— У командира фмии, наверное, нет такой бутылки, а у старшины Калякина — на подносе, как в ре- «торане «Прага*! От такого угощения трешно отказываться,— и Твардовский за руку познакомился со старшиной, — Коньячок, товарищ майор, хранится со тремен нашего зимне-весеннего наступ- :ения. Мы тогда возок «захомутали», на- »ерное, генеральский. Из-за распутицы £рицы бросили поклажу, а бутылки-то с соньяком, видно, приволокли аж из самой Франции. Я припрятал... Пили по особым праздникам, а в будни обходились нарко­ мовским пайком. Эта последняя бутылочка дожидала... — «Папу» Василия Теркина? — спросил Твардовский. — Как в воду глядели, товарищ майор! Просим прощения: фужеры пока не возим, придется такую прелесть пить из русских «неразбивашек». — Ничего, . старшина, я привычен. К графскому сословию не принадлежу, «неразбивашками» пользуюсь всегда. А по­ чему вы п о к а не возите фужеры? — Пока? Так это просто понять: чем дальше в л е с— больше дров, товарищ май­ ор! А мы ведь идем в фашистские джунг­ ли! Как вступим в них — обзаведемся кое- каким хозяйством, заодно, конечно, и фу- жерчиками, из которых будем пить в день нашей Победы. Я лично в кровью добытый праздник из кружки пить не собираюсь! В хрустальный фужерчик налью себе чи­ стой русской водки! Ее же заставлю пить из хрусталя и весь взвод... Втроем выпили за нашу фронтовую встречу и за будущую Победу. Закусили с аппетитом. Старшина ушел, а мы продол­ жили беседу. Я сразу заметил, что память у Твардов­ ского — позавидовать! Ведь он у капитана Рябова только мельком ознакомился с не­ которыми моими сочинениями, но сразу выделил из них наиболее подходящие и даже,— что меня поразило! — запомнил на­ звания. Первым поэт попросил у меня сти­ хотворение под названием «Солдатский бальзам» и сделал его разбор, что называ­ ется, по косточкам... — Запевка стиха заслуживает «пятер­ ки»,— Твардовский с неподдельным внима­ нием разглядывал мой фронтовой «Конду­ ит».— Но духу хватило всего на восемь строк, а дальше — «мякина», ненужная ни читателю, ни автору «мякина» — обида на послевоенных критиков, которые, мол, вряд ли поймут, что поэт своими «сырыми» сти­ хами «зажигал» на фронте святую солдат­ скую кровь. Не спорю, горе-критиков на наши сегодняшние произведения, в том числе и на мои, конечно, найдется много, но не в этом суть. Суть в том, товарищ ав­ тор, что даже вот эту свою «поэтическую заготовку» с восемью строками ты должен беречь, принести ее в послевоенное вре­ мя! Зачем? А затем, чтобы, овладев после войны теорией стихописания и богатством русского языка, ты мог в послевоенном бу­ дущем сделать поэму о поэте-фронтовике, о поэте-разведчике. И натолкнут на эту те­ му строки из «Солдатского бальзама» |.„ Я улыбнулся и, видимо, недоверчиво по­ смотрел на консультанта. — Думаешь: сказку про белого бычка рассказываю? — спросил он. — Не-е знаю, Александр Трифонович. Не приучен я загадывать на будущее, и бу­ дет ли оно. Живем-то в условиях, когда... — Мысль понял. Но о будущем, о годах без войны надо думать нам и сегодня... Он образно и горячо говорил о после­ военной перспективе, о том, что война за­ кончится нашей победой и всем фронтови­ кам придется сразу же взяться за строи­ тельство новой жизни, а молодым еще предстоит *1 учиться... — Допустим, Александр Трифонович, я возвращусь с фронта к мирной жизни. В институты принимают с десятилеткой, а у меня девять класов; многое, конечно, под­ забыл. Значит, пару лет, как пить дать, надо попреть в вечерней школе, чтобы получить аттестат зрелости. — Учись и работай над фронтовыми ру­ кописями. В Новосибирске есть хорошие 1 Восемь строк «Солдатского бальзама» такие: Не каждому дано судьбой солдатским быть поэтом: водить в атаки за собой и петь стихи при этом не так легко! Кто был в бою, согласен тот со мной, но лиру хрупкую свою беру всегда я в бой...