Сибирские огни, 1978, № 11

182 В. ДВИНЯНИНОВ — Кто такой? .— полюбопытствовал стер­ ильна Калякин, кивая на майора, когда, я пришел в шалаш. — Александр Твардовский! — «Папа» Васи Теркина? — Он самый. I— Так чего ж ты сидишь! Надо же то­ го,— старшина щелкнул себя по кадыку,— угощение сообразить. — Об этом я думал, но стесняюсь спро­ сить. — Чего спрашивать-то!— удивился Каля­ кин.— Не спрашивай гостя, хочет ли он, чтобы хозяин зарезал для него последнюю курицу. Руби голову «хохлатке» и— на стол гостю! — А вдруг он... — Что вдруг?! Теркин от закуски нигде и никогда не откажется. Я сейчас сварганю... — Если не секрет, о чем шептались со старшиной?— поинтересовался Твардов­ ский, когда я появился рядом. Пришлось честно передать гостю весь разговор с Калякиным. — Так, значит, у гостя про курицу не спрашивают? А «папа» Васи Теркина не имеет права отказываться от угощения? Ловко! Веселый малый,— заметил Твардов­ ский в адрес старшины и спросил: — Отку­ да он родом, не из Ростова ли? — Точно, товарищ майор. Николай Каля­ кин, фамилию он себе взял в детдоме, ро­ дом из города Ростова. Там и детство и юность провел между «баном» — вокзалом и «барахолкой»—>вещевым рынком. А ве­ селости в Калякине — пруд пруди. И в деле он —: парень надежный! Между прочим, Александр Трифонович, Калякин все, что вы напечатали про Теркина, знает наизусть. Разрешите, товарищ майор, задать вам один навязчивый вопрос? — Смогу ли на него ответить? — Вполне. Почему вы решились огор­ чить читателей сообщением о том, что на­ печатали последнюю главу и заключение поэмы «Василий Теркин»? —- Жалко расставаться с Теркиным? — Конечно, жалко! По-моему, все фрон­ товики скажут вам, что вы, поэт Твардов­ ский, не имеете права ставить точку на жизнь Василия Теркина! Он же у вас в письме из госпитагтя друзьям-однополча- нам говорит, «что великие бои, как погоду, чую». И вдруг вы решили в предстоящих боях Теркина вычеркнуть, убрать. Читатели- фронтовики не согласны с вашим жела­ нием! ^— Подобные речи от многих слышу. В редакцию приходят письма-требования, чтобы автор продолжал «Книгу про бойца». Сам же я пока стою на распутье... Беседа наша продолжалась чуть больше часа, а это в тех условиях было много: местность временами простреливалась дальнобойной артиллерией. Но, как гово­ рят, бог миловал, фашисты не прислали ни одного «подарка». Первую для меня литературную консуль­ тацию поэт-профессионал начал так: — Я прочитал ваш «Волшебный день» и огорчился не за автора, а за редактора ли­ стовки: он не выбросил из стихотворения «каплю дегтя» и этим набросил тень на весь «Волшебный день». Я говорю о чет­ вертой строфе, в которой речь идет о том, как седой старшина кусает себя за руку, чтобы убедиться, что он не спит, что это не сон, когда на переднем крае войны не гро­ хочут орудия и не стреляют винтовки. Укус за руку — это патология! А патология в сти­ хах не нужна! Ее надо выбросить без жало­ сти, и тогда стихотворение выиграет... Ведь дело не в количестве строк — в содержа­ нии стиха! Вообще-то по одному произве­ дению судить о таланте человека нельзя. Бывают у людей «северные сияния», и то­ гда человек дарит обществу всего одну вещь, но талантливую! К примеру, сказка «Конек-Горбунок» — шедевр русской поэ­ зии. А кроме этой сказки, у Ершова другого выдающегося произведения и нет, а он пи­ сал, конечно, и немало. Рожденный для «Конька-Горбунка», создать другого не мог. Так что по «Волшебному дню» я бы не решился судить о задатках поэтического та­ ланта автора. Но капитан Рябов — хитрю­ щий мужик! Он ведь все постарался обтя­ пать так, что я здесь сижу, у ваших шала­ шей. — Каким это образом, товарищ майор? — Простым. Я к вам в гости попал слу­ чайно. Едем мимо, в другую армию и диви­ зии, которые — не секрет для разведчи­ к о в !— скоро начнут наступление, будут брать мой Смоленск. Там у меня родные; хочу войти в Смоленск с передовыми ча­ стями. Может, еще и разыщу кого... Это к слову. Так вот, проезжали сегодня мимо, а с бензином для машины туговато. Решили у вас разжиться горючим. Остановились. Тут-то капитан Рябов меня и узнал. Он ми­ гом предложил «союз взаимодействий»: я, говорит, позабочусь и о бензине, и о многом другом, а вы, товарищ Твардовский, повстречайтесь за это время с нашим поэ- том-разведчиком. И показал мне «Боевые листки» и стенные газеты — хранит их ка­ питан!— с вашими стихами. Короче, Рябов прилепился ко мне, как банный лист... Вот так и свела нас сегодня фронтовая судьба, Владимир Алексеевич... Он был первым человеком, назвавшим меня по имени и отчеству. И оттого, видно, я на всю жизнь запомнил Александра Твар­ довского на фоне шалаша, сидящим на тол­ стом березовом чурбане, с фуражкой на правом колене, с расстегнутым воротником гимнастерки. А за спиной поэта хлопотал с «закусоном» веселый парень из города Ростова-на-Дону, рассматривая со всех сто­ рон «родителя» Василия Теркина. Из задушевного и поучительного разго­ вора с поэтом крепко запомнились некото­ рые наставления и пожелания. Твардовский предупреждал, что подражать признанным нет надобности, что с первых шагов следу­ ет искать собственную поэтическую тропу, чтобы по ней пройти «цветущую рощу поэ­ зии, не путаясь в мелколесье и кустарни­ ках»... Пожурил меня Александр Трифонович за то, что не веду повседневного фронтового дневника (потом завел), не записываю от­ дельные мысли и удачные выражения ок