Сибирские огни, 1978, № 11

ПО МЫСЛЕНУ ДРЕВУ 179 Единственная беда Олега состояла в том, что, будучи обездоленным, он не сми­ рился со своим положением и всю жизнь боролся за восстановление попранных прав. Да, Олег был жесток и беспощаден; да, он скрещивал мечи с великими киевскими князьями и Владимиром Мономахом; да, он наводил на Русь половцев — это главный проступок, который ставится ему в вину. Но кто из русских князей того времени был более «праведным»? Может быть, Владимир Мономах? Но вот что сам он рассказывает в «Поучении» об одном из 83 своих походов: «На ту осень ходили с черниговцами и половцами, с читеевичами, к Минску, захватили город и не оставили в нем ни челя- дина, ни скотины». Олег был типичным сыном своего времени и заслуживает упрека не более, чем все остальные князья. «Тогда, при Олзе Гориславличи, сеяшется и растяшеть усобицами (сеялись и про­ израстали усобицы)»,— сказано в «Слове о полку Игореве». Значит ли это, что автор считает Олега главным зачинщиком «феодальных раздоров»? Нет, он этого не говорит. Формула «при Олзе Гориславичи» указывает только на то, что во времена Олега все русские князья, в том числе сам Олег, были заняты одним делом — междоусобными войнами. Летопись расставила всех по своим местам: победившие были прославлены, по­ бежденные— осуждены. И можно только догадываться, как бы она выглядела, обладай Олег равными с Мономахом возможностями. Автор поэмы не пошел на поводу «старых словес» и дал Олегу оценку «по были­ нам», а не «по замышлению», 5 Ничить трава жалощами, а древо с тугою къ земли преклонилось. Считают, что здесь дан «образ никнущей, клонящейся к земле в знак печали растительности». Дескать, не только Русская земля, но и сама природа скорбит о по­ ражении Игоря. Однако для русской поэтической речи характерным является парал­ лелизм-сравнение: Ах, кабы на цветы не морозы, И зимой бы цветы расцветали; Ох, кабы на меня не кручина, Ни о чем-то бы я не тужила... Ту же структуру имеет образ в «Слове о полку Игореве»: трава, никнущая «жа­ лощами»,— параллель к «женам русским», к русскому народу; дерево, склонившееся под тяжестью горя,— параллель к Святославу Киевскому. Сопоставим: «ничить трава жалощами» — «жены руския въсплакашась», «древо с тугою къ земли преклонилось» — «уже, княже, туга умь полонила». Плач русских жен — «жалость» травы, мутный сон Святослава и смешанное со слезами золото его речи — «туга» дерева. В другом месте поэмы, там, где мать князя Ростислава оплакивает своего утонув­ шего сына, встречается: «Уныша цветы жалобою, и древо с тугою къ земли преклони­ лось». Ростислав — юноша, у него нет жены, о нем печалятся девушки. Поэтому вместо травы даются цветы — символ девичества. Дерево остается, но если в первом случае оно олицетворяет отца, отечество, то во втором — мать, родину. ( Окончание следует) 12 *