Сибирские огни, 1978, № 11

ПО МЫСЛЕНУ ДРЕВУ 169 въ златъ стремень въ граде Тьмуторокане, то же звонъ слыша давный великый Ярославь, сынъ Всеволожь, а Владимиръ по вся утра уши закладаше въ Чернигове. Бориса же Вячеславлича слава на судь приведе, и на канину зелену паполому постяа за обиду Олгову, храбра и млада князя. Съ тоя же Каялы Святоплъкь повелея отца своего меж- дю угорьскими иноходьцы ко святей Софии къ Киеву. Тогда при Олзе Гориславличи сеяшется и растяшеть усобицами, погибашеть жизнь Даждьбожа внука, въ княжихъ крамолахъ веци человекомь скратишась. Тогда по Ру- ской земли ретко ратаеве кикахуть, нь часто врани граяхуть, трупиа себе деляче, а галици свою речь говоряхуть: хотять полетети на уедие. То было въ ты рати и въ ты плъкы, а сицей рати не слышано! Съ зараниа до вечера, съ вечера до света летятъ стрелы каленыя, гримлютъ сабли о шеломы, трещать копиа харалужныя въ поле незнаеме среди земли Половецкыи. Чръна земля подъ колыты костьми была посеяна, а кровию польяна, тугою взыдоша по Руской земли. Что ми шумить, что ми звенить давечя рано предъ зорями! Игорь плъкы заворо- чаетъ: жаль бо ему мила брата Всеволода. Бишася день, бишася другый, третьяго дни къ полуднию падоша стязи Игоревы. Ту ся брата разлучиста на брезе быстрой Каялы, ту кроваваго вина не доста, ту пиръ докончаша храбрии русичи: сваты попоиша, а сами полегоша за землю Рускую. Ничить трава жалощами, а древо с тугою къ земли преклонилось. В самый напряженный момент, взвинтив до предела нервы читателя, автор вдруг прерывает описание битвы и совершает экскурс во времена Олега Святославича. Это вызывало и продолжает вызывать недоумение. «Весь этот раздел поэмы,— пишет Б. А. Рыбаков,— как бы пропет на одном дыха­ нии. Автор говорит о своем герое Всеволоде Святославиче, что в пылу длительной битвы он забыл обо всем на свете, так как «с утра до вечера, с вечера до рассвета летят стрелы стальные...». Как же мог автор сознательно приостановить ход битвы и вернуть читателя на 107 лет назад, для того, чтобы рассказать о событиях, не имеющих никакого отношения к поражению Игоря «среди земли Половецкой»?» Д. С. Лихачев: «Перед нами не просто «поэтическая беспорядочность», а широкие исторические обобщения на основе исторических сопоставлений. Характеристика Олега «Горислави- ча» предшествует сообщению о поражении Игоря. Поражение Игоря рассматривается как непосредственное следствие политики феодальных раздоров, начавшихся при Олеге. Рассказав об усобицах Олега, автор «Слова» прямо переходит к поражению Игоря: «То было въ ты рати и въ ты плъкы, а сицей рати не слышано!» (т. е. те все не­ счастья были от тех ратей и тех полков, но эта рать Игоря превзошла своими послед­ ствиями усобицы Олега)». Однако если рассматривать вещи в таком плане, то нельзя не признать совершен­ но справедливым возражение: «Самым главным является то, что вставка об Олеге бессмысленна в этом контек­ сте. Ведь поход Игоря не был связан прямо с темой княжеских усобиц. Более того, здесь есть явное противоречие, дед приводил половцев на русские земли, а внук от­ правился в глубь степи для того, чтобы нанести удар половцам. Какой смысл был ав­ тору, стремящемуся выгородить северских князей, подчеркнуть их рыцарственность, вдруг, среди описания трагической битвы, начать вспоминать со всеми подробностями старые грехи их крамольного деда, зятя половецких ханов?» (Б. А. Рыбаков). Вернемся к тексту произведения. Автор, рисуя картину битвы с половцами, помещает в центр ее Буй Тура Всеволо­ да, а не своего основного героя — Игоря. О последнем сказано как-то странно и вскользь: «Игорь плъкы заворочаетъ: жаль бо ему мила брата Всеволода». Случай беспрецедентный, никак не вяжущийся с привычной нам логикой художественного мышления: «Слово о полку Игореве», а центральной фигурой становится Всеволод — Всеволод раньше своего брата оседлал коней, Всеволод ведет бой, «своимъ златымъ шеломомъ посвечивая», а где — Игорь?