Сибирские огни, 1978, № 11

14 В. ПОЛУИКО — А вдруг там черт?! — прошептала Уляша, и на ее лице мелькнула тень неподдельного страха. — Ну и черт с ним,— сказал я, и мы вместе громко рассмеялись. — Бог живет на небе, а черт на земле,— назидательно сказала Уля­ ша.— Днем он сидит под камнями или в старых дуплах, а вечером выхо­ дит и начинает шкодить... Он же колдун!..— Уляша вздохнула.— Хорошо быть чертом... Или ведьмой! Чего хочешь, наколдуешь себе. Если бы я была ведьмой, я бы выколдовала бабе корову. Знаешь, как она хочет ко­ рову! У нее была корова, когда она еще молодая была... — А вот если бы я стал чертом...— начал было я, решив повесе­ лить Уляшу, но она тут же перебила меня, отчаянно захлопав по моей руке: — Нет, нет... Не хочу, чтоб ты был чертом! У тебя будут на лбу ро­ га, и ты будешь страшным и некрасивым. Бедняжка. Сколько суеверия и страха было в ее неокрепшем созна­ нии и как обостренно, как причудливо и щедро было ее воображение. Оно помогало ей постигать мир, ощущать его с такой остротой и в таком своеобразии, которое недоступно нам, зрячим. Мы видим, но так мало во­ ображаем... Как много мы видим, и как все-таки слепы мы! Как слеп я, как несравнимо с этой девочкой слеп! Но если у меня забрать глаза хоть на сутки, хоть на день — как бы повел я себя? Нет, я не отдал бы свои глаза даже на час. Ни за какие блага! И не­ зачем вдаваться в эту глупую философию — искать лучшее в худшем. Я окончательно решил забрать Уляшу с собой в город. Пусть даже не удастся вернуть ей зрение — она останется в городе, сможет учиться в специальной школе, получит профессию. Жизнь ее будет иной'— не такой бесцельной и беспросветной, как здесь. Мое решение вселило в меня бодрость и веселость. Я чувствовал се­ бя так, словно осчастливил половину человечества. На самом же деле из моих замыслов и намерений могло ничего не получиться. Они могли раз­ биться о неприступную упрямость старухи. Дэ, бабка была, можно ска­ зать, из редкого десятка. Жизнь обделила ее сполна, но не лишила веры в свои силы. Она была уверена, что со всем справится сама, доведет все до конца. Во всяком случае, еще при первом разговоре с ней я понял, что умирать раньше, чем через сто лет, она не собирается. Как малатре- вожила ее своя собственная судьба, так точно не тревожила ее и судьба Уляши. Она заботилась только об одном — чтоб Уляша ела, пила, спа­ ла... Жизнь муравья, жизнь пчелы — были ее жизнью. Правда, у нее был бог— духовная пища. Но было сомнительно, чтобы он занимал рлишком много места в ее сознании. Робкая надежда на авось — вот чем был для нее бог. Авось он есть, и почему бы не помолиться' ему в свободное вре­ мя?! А когда этого времени нет, нет и бога. По этой самой причине она и ^ляшу не так настойчиво приучала к богу. «Молюсь, когда баба заста­ вит»,— вспомнил я признание Уляши. К тому же, бабка была зла на жизнь, которая давалась ей нелегко, и эта злость не мирила ее с богом. Мне казалось, что и ее привязанность к Уляше не была любовью, не бы­ ла тем сильным материнским чувством, которое в своей безграничности доходит до самопожертвования. Забота об Уляше была ее долгом, кото­ рый она понимала и выполняла рьяно. Это и страшило меня больше все­ го. Я понимал, как трудно будет уговорить ее отпустить Уляшу. Я боял­ ся, что это окажется вовсе невозможным. — Ну ладно,— сказал я нарочно строго.— Пошутили и довольно! Пошли щук ловить. — Перекрестись,— тихо, с дрожью сказала мне Уляша. Она все равно не могла увидеть — выполнил я ее приказание или нет, но я добросовестно перекрестился. — Вот видишь, земля не разверзлась... Пошли теперь.