Сибирские огни, 1978, № 11
146 Л . БАЛАНДИН в трилогию, и произошло это не по прихо ти автора, а под воздействием внутренних законов, свойственных документально-ху дожественным исследованиям, тех самых законов, о которых так лаконично и в то же время исчерпывающе говорил сам Ле нин. В гармоничном произведении Коптелова отчетливо ощутима центростремительная сила — это, безусловно, Шушенское. Здесь, отрезанный от мира тысячами верст, Ильич не только продолжал оказывать могучее воздействие на ход исторических событий современного ему этапа развития маркси стской мысли, но и заложил фундамент всей последующей деятельности по созда нию партии, по руководству пролетариа том России, по подготовке революции. Не забудем, что в период шушенского трех летия Владимир Ильич завершил работу над книгой «Развитие капитализма в России», которая стала теоретическим обосновани ем неизбежности революции, что он не прерывал боевой публицистической дея тельности, отправив ряд статей в Москву и Петербург, что здесь им разработана была программа будущей партии. Здесь же за родилась идея создания общерусской пар тийной газеты... Именно в Сибири написал Ленин протест семнадцати против «Кредо» «экономистов», дав тем самым сокруши тельный бой оппортунистам всех мастей. Центральная часть трилогии «Возгорится пламя» состоит из двух книг, которые це ликом посвящены исключительно сложно му для художественного изображения пе риоду в жизни Владимира Ильича — май 1897 — январь 1900 года. Это был период, когда в жизни Владимира Ильича не про исходило каких-либо ярких внешних собы тий, исключительных, напряженных ситуа ций,— всего того, на чем обычно строятся событийные художественные произведе ния. Эту сложность отмечал и подчеркивал сам писатель. Но при всей относительной статике по вествования Коптелову удалось передать почти физическое ощущение напряженной работы ленинской мысли. 4 Вот хозяйка дома Зыряновых, где квар тировал поначалу Владимир Ильич, прядет на кроснах. Бойко летает челнок между нитями основы, стучит бердо, прижимая утковую нитку своим частым гребешком. И внимательно приглядывается к домашне му промыслу Ильич, узнает от ткачихи под робности кустарных промыслов в Сибири. «В книге о рынках им будет отведена осо бая глава. У него уже много статистиче ских выписок о ложкарях и шапочниках, гребенщиках и кузнецах, гармонщиках и игрушечниках...» «Сам Владимир Ильич жадно вглядывал ся в жизнь, во все мелочи. Это умение Ильича замечать мелочи и осмысливать их отметил Горький в одном письме ко мне (от 1930 г.)»,— писала Н. К. Крупская в своей статье «Ленин и Горький». Вот это умение видеть жизнь и за пестротой фак тов находить главное, «осмысливать их», и подчеркивает в своем романе Коптелов. Не вдруг раскрывается звериное нутро хозяина дома Зырянова. Первап встреча, когда с лютой злобой пущенные в сосед ских коров вилы чуть не попали в Ильича... Сцена на охоте, когда Ленин с негодова нием видит, что Зырянов браконьерским способом с помощью сетки ловит больных линных уток, с тем чтобы засолить их на зиму в кадках... Ночная исповедь, когда Зырянов признается в убийстве работника Денисея, которого сам же и обсчитал... Сами факты рисуют нам облик будущего кулака, человека-зверя. И непреклонен вывод Ильича: «Вот она, линия огня и схватки в деревне! Никакой пощады! Или —1 они нас, или мы — их. Безусловно, мы!» А потом приходит мысль, обобщающая деяния многих зыряновых, готовых «за свою соломинку горло перервать», тех, чье дикое стяжательство, «как червь, точит сердце и мозг». Сколько же потребуется усилий, чтобы излечить людей от этой за старелой болезни! Опровергая измышления народников о «генеральской важности» Ильича, Коптелов показывает, какие теплые, дружеские от ношения связывали Ленина с простыми людьми, в частности, с крестьянином-бед- няком Сосипатычем, которого Владимир Ильич называл уважительно Иваном Соси- патровичем, с ссыльным петербургским рабочим ‘ финном Оскаром Энгбергом, с семьей ссыльнопоселенца Леопольда Проминского. Особенно заботлив был Владимир Ильич по отношению к товарищам по ссылке. Читая эти сцены, наполненные сердечно стью, вниманием, чуткостью, невольно вспоминаешь слова Маяковского — «он к товарищу милел людскою лаской». Те, кто пал духом, кто разуверился в борьбе, об ретают возле Ильича заряд бодрости. Это ощущаешь везде: и в сцене, когда приез жает к Ильичу в гости Глеб Кржижанов ский, и когда Ильич устраивает обсуждение «Кредо» «экономистов» у постели умираю щего Ванеева, зная, что только чувство сопричастности общей борьбе может об легчить страдания больного, и . когда защи щает перед «товарищеским судом» ссыль- нопоселенцев-народников Райчина. Кстати, эта сцена, описанная Коптеловым во всех подробностях, представляет образец же лезной логики Ленина-юриста Как известно, юридической практикой в период ссылки Ленину заниматься было за прещено. Потому и не дошло до нас ни одного документа, написанного его рукой. «Нет надобности, дорогой Глебася, попусту дразнить гусей»,— говорит Владимир Иль ич Кржижановскому, предостерегая от не обдуманных, импульсивных поступков, и вот как излагает тактическую задачу на ближайшее будущее: «Для нас главное: не поступаясь своим достоинством, лишить их возможности увеличить срок ссылки. Ни одного дня не потерять. Не только сохра нить— накопить силы для борьбы». Этой цели Ильич был верен до конца, тактика «не дразнить гусей попусту» позво-
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2