Сибирские огни, 1978, № 11

134 СЕРГЕИ КРУЧИНИН инспектора, а исходя из собственных худо­ жественных соображений. В общем, отно­ шения с сибирской музыкой у нас самые дружественные. Среди фотографий, хранящихся у наших музыкантов и в фотоархиве оркестра, зна­ чительное и наиболее почетное место за­ нимают портреты музыкантов, с которыми у оркестра завязалось творческое взаимо­ понимание, чей талант и художественный темперамент были близки характеру ор­ кестра. Среди большого количества имен хо­ чется выделить два имени. Это — Дмитрий Дмитриевич Шостакович и Давид Федоро­ вич Ойстрах. Давид Федорович не раз бывал с кон­ цертами в Новосибирске, но обычно при­ езжал в качестве солиста, а в последний свой приезд он дирижировал оркестром и, кроме того, играл с нами как солист. Помню, кто-то из молодых дирижеров ут­ верждал, что Ойстрах не дирижер, и музы­ канты играют ему не как дирижеру, а как уважаемому Давиду Федоровичу.' Но это было нелепо слышать. Я не помню случая, чтобы хоть один оркестр играл хорошо, только из уважения к человеку. Тем не менее, мы ждали первой репетиции, чтобы узнать, как же Ойстрах дирижирует на са­ мом деле. И вот вошел человек небольшо­ го роста (прежде я никогда не видел его так близко) и, когда он проходил через оркестр к дирижерскому пульту,— оркестр встал — такое случается не часто, так ог­ ромно уважение музыкантов к этому вели­ кому мастеру. Ойстрах улыбнулся. У него была очень приятная, добрая улыбка. Ка­ кое-то время он стоял молча за пультом, вертел в руках палочку, разглядывал ор­ кестр и молча улыбался. А когда на­ чал репетировать, у него оказался стерший­ ся, как на старой граммофонной пластинке, голос, с шипом. С Давидом Федоровичем было очень удобно играть. Никаких ненуж­ ных, лишних замечаний. Оркестр в 90 че­ ловек с замиранием сердца следил за каж­ дым жестом, каждым словом. Это были удивительные репетиции! В партиях Второй симфонии Брамса стоя­ ли его штрихи (характер и направление движения смычка). Очень естественные и удобные. Стелла Бахметьева — бывший концертмейстер нашей виолончельной группы, к сожалению, ныне покойная, в антракте, переписывая штрихи Ойстраха в наши партии, говорила: — Все время вертится в мозгу слово — «мудрый». Действительно — мудрый. В это время сам Ойстрах играл «блиц» в шахматы с оркестрантами. Играл спокойно, даже умиротворенно, стоя в какой-то очень удобной позе, с дирижерской палочкой под мышкой, словно дирижерская палочка — такой же естественный его придаток, как и скрипка. Что же касается Дмитрия Дмитриевича Шостаковича, то встречи с ним были не столь часты, как с Ойстрахом, но мы постоянно общаемся с его удивительной музыкой. В репертуаре оркестра все симфонии этого выдающегося композитора. И всякий раз, работая над ними, мы как бы погружаем­ ся в мир его любви и ненависти, открывая для себя и, надеемся, для слушателей но­ вые стороны творчества композитора и все глубже проникая в суть его произведе­ ний— музыка Шостаковича чрезвычайно многозначна и глубока. Это — стенография чувств гражданина нашего советского об­ щества. Недаром именно ЦТостаковина на­ зывают музыкальной совестью века. Дмитрий Дмитриевич был очень добрым и отзывчивым человеком, но в искусстве не признавал компромиссные решения, всей душой стоял за гуманизм и высокий про­ фессионализм творчества. Поэтому для нас самой большой наградой является его от­ зыв о нашем оркестре, как об одном из лучших симфонических коллективов стра­ ны, и мы считаем — это далеко не до конца оплачено нашим трудом, чувствами, мыс­ лями. Наш характер Наша работа, если мы не на гастролях, протекает в концертном зале филармо­ нии, который находится в здании ТеатЯЗ оперы и балета. Музыканты начинают собираться за час до начала работы. Разыгрываются, настраива­ ют инструменты, просматривают произве­ дения, которые предстоит сегодня репети­ ровать. Эти звуки можно было бы назвать произ­ водственным шумом, разложить на отдель­ ные голоса, вычислить количество децибел... и запретить, как белый шум, превыша­ ющий всякие нормы безопасности. Но для каждого из девяноста моих това­ рищей по оркестру эти звуки такие же привычные, как шум заводского цеха для рабочего. С каждым годом они становятся для нас все более необходимыми. С них более двадцати лет подряд оркестр начи­ нает свой трудовой день. И каждый музы­ кант, входя утром в зал, по-своему вслуши­ вается в эту беспорядочную звуковую пе­ рекличку. Ровно в десять появляется наш главный дирижер Арнольд Михайлович Кац. — Доброе утро! Он называет сочинение, над которым ор­ кестр будет работать. Мы открываем ноты и по жесту дири­ жера поднимаем инструменты... Теперб необходимо вместе начать. Смею вас уверить — это наиболее ответственный момент в оркестровой игре, особенно, ес­ ли дело касается коротких нот. Когда рука дирижера сделает замах — «ауфтакт», указывая темп, опустится на первую долю и затем на взлете перед са­ мым движением на вторую, нужно уколоть струну смычком... При этом требуется учесть массу разнообразных обстоятельств. Те, кто сидит с правого края, услышат звук сидящих в левом конце оркестра лишь че­ рез несколько мгновений после действи­ тельного возникновения звука, а види