Сибирские огни, 1978, № 11

10 В ПОЛУИКО — Молодой,— растерянно проговорил я и, чувствуя, как меня охва­ тывает непонятно откуда взявшееся чувство смущения, энергично завер­ тел ручку мельницы. — А дед Кузя старый. Губы у него мокрые и изо рта пахнет. Я сов­ сем не люблю с ним целоваться. Она опять погладила меня по щеке, и радостная улыбка чуть трону­ ла ее маленькие, припухшие губки. Я вдруг понял, что она ласкает меня — неумело, по-детски, но неж­ но и доверчиво, как женщина, охваченная порывом первого, смутного чувства созревания. Она не могла понимать себя: ей было просто радостно от своих чувств, радостно так, словно она прозрела в эту минуту. Я взял ее руку в свою, так же нежно и ласково погладил ее тонкие, слабые пальчики, поиграл на них, как на клавишах, и сам не знаю, зачем и почему, бездумно сказал: — Ты мне нравишься, Уляша... Она засмеялась, звонко, совсем по-детски, и спросила: — А будешь меня любить? — Конечно... — Я тебя тоже... А дед Кузя говорит, что меня никто не будет лю­ бить... слепую... И баба говорит... Уляша неожиданно всхлипнула, отвернулась, втянула голову в пле­ чи и замерла, сжавшись в комочек. Это не было отчайньем — она еще не понимала всего,— отчаянье и обида придут,позже... Это было пока смутно пробудившееся сознание не­ справедливости, свершившейся над ней. И с каждым днем все тяжче и сильней будет подступать к ней жестокое сознание своей ущербности. Пока она всхлипывает, но не плачет. Потом будет плакать. И какие бы радости ни сулили ей люди, как бы хорошо ни устроилась ее жизнь, она всегда и сильней всего будет желать только одного -— света. Бедная Уляша!.. Я и раньше встречал слепых, но всегда почему-то оставался спокойным и безучастным. А ее слепота омрачила меня; она проникла в меня мятущейся болезненностью. Я сидел рядом с ней, гладил ее худенькие, костлявые плечи и чувст­ вовал, как во мне зарождается непримиримость, несогласие, протест, и в то же время другое, непонятное, никогда ранее не испытываемое чув­ ство. Что я мог? Отвезти ее в город, к врачам. Но тысячи и тысячи слепых лечатся в городах у врачей, надеются, терпят — и остаются слепыми. Нужно йи бередить ей душу, закрадывать в ее сознание хоть маленькую надежду? Она может не сбыться! А это все равно, что ослепнуть во вто­ рой раз. Лучше пусть все так и будет, так, как есть. Не вмешиваться, не думать... Через несколько дней я вернусь в город... Снова дела, снова за­ боты, свои неурядицы... И Уляша забудется. Ну, может быть, поначалу я и буду терзаться, обвинять себя, а потом... Потом забуду. И все пойдет своим чередом — у меня... А у нее? Пока жива бабка, она будет ухажи­ вать за ней, помогать, заботиться... А когда бабка умрет? Может быть, найдется человек, который примет участие в ее судьбе, позаботится... Какой-то человек!.. Кто-то!.. Но не я! А почему не я? Потому что нет уве­ ренности?.. Потому что... Тысяча «потому», и ни одно из них не дает мне оправданья. — Уляша,— сказал я как можно спокойней и непринужденней,— ес­ ли я возьму тебя в город,— ты поедешь со мной? — Не знаю,— ответила она грустно.— Меня баба не отпустит. — Ну, баба отпустит... — Я боюсь в город. Там много людей и улиц... Мне дед Кузя гово­ рил. Как я там буду ходить?