Сибирские огни, 1978, № 10

Я СЕГОДНЯ ОБ ЭТОМ вспомнил... 5 ясь встрече со мной. Я тоже отозвался им: «Здравствуйте! Я не забыл вас и не забуду никогда!» Да и как забыть? Ведь один из них посажен был прадедом, второй — дедушкой, а третий посадил мой отец. Поэтому первый ростом выше всех, и кора у него толстая с трещинами, похожи­ ми на глубокие морщины. Стоит он еще крепко, и, кажется, никогда не перегрызть его зубам времени. И я вспомнил прошлое. Отчетливо, как наяву. Вспомнил, наверное, потому, что без него нет и не могло быть настоящего. Недалеко от тополей на пригорке еще чернеет знакомое мне место со старым овечьим навозом. Там стояла колхозная отара в тридцатых годах. Ее пасли мой отец и мать. Рядом стояли маленькая избушка и шестигранная юрта. Теперь-то их нет, но я будто вижу их: ведь я тут родился и рос и никогда не забуду все, что было испытано в годы детства. Когда я родился, мать никому не показывала меня и не говорила, кто я —- мальчик или девочка. И прозвала меня сначала Черным Ягнен­ ком, а после — Черным Бараном. Ребенка с таким прозвищем легче было беречь от всяких чертей и злых духов: небесных, горных, подземных и прочих дьяволов. К человеку с животным прозвищем не мог прикоснуть­ ся никто. Даже смерть боялась такого человека. Мать берегла меня так потому, что злая оспа унесла четырех детей, за исключением одного старшего брата. Но однажды какой-то злой дух узнал, что я человек, а не баран, и вонзил мне в грудь невидимые когти. Давил меня кашлем, и я уже почти не мог дышать. Тогда отец привез шамана, и тот всю ночь камланил, и жрал, и пил, но не смог отогнать от меня упрямого черта. Я терял созна­ ние, а шаман наговаривал под звуки бубна и колокольчиков внутри него: Для гроба вашего дитяти Стоит в лесу дерево. Ожидая людей с топором, Печально стоит оно. ' Для могилы ребенка Давно замерена земля. С лопатами, кайлом Молча люди туда пойдут. Дух бедного ребенка Ушел до рожденья к'богу. Вернуть его невозможно. Находится он в раю. В горестный час взяла иголку в руки печальная мать, чтобы шить гробовое белье. Горе пришло за горем. Смерть вновь решила отобрать самого младшего. И все-таки, была не была, отец решил поедать за лекарем и привез его. А лекарь был русский человек. Он посмотрел, послушал меня и ска­ зал, успокаивая мою плачущую мать: — Успокойтесь! Может быть, удастся мне спасти вашего мальчика, если он выдержит еще три-четыре часа. Он болен коклюшем. Доктор, никуда не отходя, лечил меня. И я пришел, наконец, в со­ знание. Открыл глаза и увидел вновь белый свет. А через три-четыре дня мне стало лучше. Так я выздоровел и встал на ноги. И тогда кто-то из верующих сказал, что меня нужно крестить, иначе будет плохо. И меня повезли в церковь. Там поп, в парчовой золоченой ризе с большим серебряным крестом на груди, произнес молитву, окунул меня в воду, а потом дал глоток алой и сладкой «божьей крови». Отец и мать выбрали для меня из множества людей крестного отца и мать. Они были русские. Крестный отец дал мне русское имя Павел.