Сибирские огни, 1978, № 10
22 НИКОЛАЙ ТИНИКОВ — Какой-то злой дух, наверно, меня позвал,— сказала она.— Надо ехать к шаману. Только он может отогнать его. Но отец ответил, что вообще не верит теперь шаману и тому, что есть на свете какие-то злые духи. И мать недовольно возразила: — Слишком ты стал неверующим. А раньше каким был! Не расста вался с шаманом. — Да, был когда-то таким. Теперь не такой. Мать пригласила шамана, когда отца не было дома. Его привез дядя Пилика. Усатый, похожий на кота, шаман был с круглым бубном, внутри которого звенели маленькие бронзовые колокольчики. Он камлаиил у са мой двери юрты, где сидела на засушенной шкуре мать, и камланье его прерывалось только чашкой вина, которую подавал по его знаку дядя Пилика. Я, как завороженный, слушал шамана, потому что он произносил пе сенные слова и сопровождал их ритмичными ударами в бубен. Коло кольчики мелодично вызванивали: динь-день, динь-день-дань, динь-день, динь-день-дань. В таком же состоянии сидела и мать, наверное, очень надеялась вы здороветь. Я тоже надеялся на шамана и слушал его, забыв обо всем на свете. И вдруг в юрту вошел отец, которого мы совсем не ожидали. Он так рассвирепел, что выбросил вон шамана вместе с его бубном: только звякнули колокольчики за юртой. А потом послышались ругань и злые проклятия. Но отец вслед ему крикнул: — Не боюсь твоих проклятий. Не тот теперь Самсон! Иди туда, от куда пришел! — Потом, обернувшись к маУери, сказал: — Нужно ехать к доктору, а не звать прожорливого шамана Песелея. Он же никого не вылечил. Хоть одного кого спас бы. Тогда еще можно было верить ему. Когда скот дохнет, собака жиреет, когда люди болеют — шаман жиреет. Разве эта истина неизвестна тебе? На следующий день отец повез мать к доктору. И оказалось, что она больна от простуды. Доктор говорил, что многие болезни бывают от простуды. Он посоветовал париться горячим пихтовым паром. * * * По совету русского доктора мы с отцом поехали в тайгу за пихтовой хвоей. Овец оставили пасти Ароку. Наш гнедко бежал ленивой рысцой: отец понужал его, пугая изред ка кнутом, и тогда круглые, как блюдце, копыта чаще топали по пыльной дороге: топ-тап, топ-тап, топ-тап. А мягкий тарантас качал нас, как люль ка. Чем дальше, тем хуже становилась дорога: с ямками или бугорочка ми. Поэтому мы ехали то быстро, то медленно. Наши холмы с круглыми морщинистыми лбами остались позади, и- там, за ними, едва виднелись уже наша юрта, Арок на коне и отара овец. Гулял теплый летний ветерок: то погладит густые травы, то потро гает горевшие, как огонек, жарки. Вокруг летали двукрылые стрекозы, разбуженные теплым, беспокойным летом, и будто твердили без устали: чир-чир-чир-чир'. Отец что-то пел тихонько. И от его монотонной песни и качки я стал дремать. И вдруг отец, потрогав меня, тихонько сказал: — Смотри, палам, кто там бежит! Я посмотрел, куда он показывал, и мой сон вмиг рассеялся: я увидел дикую козу, бежавшую прямо к нам. А за ней гонится крупная сероватая собака, с высунутым из пасти красным языком. ■ Ч и р — земля.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2