Сибирские огни, 1978, № 10

Я СЕГОДНЯ ОБ ЭТОМ в сп омнил ... 21 нарочно, бежит за ним. Ловкий кот, взобравшись куда-нибудь повыше, завоет угрожающе: только длинные редкие усы да шерсть на спине дер­ гаются. Когда я уходил в школу, Мишка грустил, а когда возвращался, он меня встречал, встав на задние лапы. Так Мишка и рос у нас изо дня в день. И чем больше рос, тем боль­ ше ел и проказничал: то сметану, то масло съест, не оставив нам ничего из приготовленного запаса. За раз съедал целый каравай хлеба. Мать недовольно ворчала: — Куда хотите, туда и девайте вашего Мишку. У меня он много вре­ мени отнимает. Только успевай готовить ему еду. Отец не спорил с матерью. Когда, уже к следующей весне, Мишка подрос, он велел мне отвести его в лес. Мне не хотелось расставаться с ним. — •Чем он будет питаться? — спросил я. — Зверь найдет себе пищу,— успокаивал меня отец,— он уже не беспомощный. Не пропадет с голоду, — Сейчас еще нет ягод. Чем он будет питаться? — Муравьями. Муравьи уже вылезли из-под земли. Это для него — хорошая пища. Еще он есу орехи. А прошлогодних орехов в тайге и сей­ час много. — Стоит его только отпустить в лес, он сам охотно уйдет,— сказала мать,— сам будет добывать себе пищу. Он скучает по своей тайге, как я замечаю. Ничего не подедаешь. Я повел Мишку в лес. Шли мы по неровному лугу, по кочкам. Шагать было трудно. Зато Мишка, увидев лес, шел очень легко. Я разговаривал с ним, как с другом, и у опушки леса про­ тянул ему руку: — Прощай, Мишка! Больше, наверно, не увидимся. Он тоже подал мне свою лапу и, кажется, произнес на своем мед­ вежьем языке какое-то слово. Так мы расстались. Он ушел в густую чащу, даже не оглянулся на меня. Видно, соскучился по своей тайге. Мне стало очень грустно. Уте­ шало меня только веселье весны: отовсюду были слышны ее песни. Где-то журчал ручеек — и будто выговаривал чистым голосом: Из-под белого снега я вышел, Буду обильной влагой для поля. От синего льда я родился, Буду поить зеленые всходы. . И в то же время в горах пел тетерев: До тех пор, пока не отцветет таволга, Я буду играть, веселиться. До тех пор, пока не отцветет подснежник, Мой голос будет звучать. Я больше не стал грустить из-за того, что ушел мой Мишка. Ведь он должен жить на воле, в своем родном лесу среди зверей-друзей, как я — среди людей. * * * В ту пору тяжело заболела мать: ночами почти не спала, тяжко сто­ нала, а днем с большим трудом ходила на опухших ногах. Говорила, что ноет все тело.