Сибирские огни, 1978, № 10
20 НИКОЛАЙ т и н и к о в сах. «Ящик» пел песни под музыку, и называли его патефоном, а тележ к у— велосипедом. Отец сначала сам научился ездить на велосипеде, по том научил меня, хотя мои ноги плохо доставали педали. Радости моей не было границ: разве я мог ожидать появления таких вещей у нас? Дети аала собирались у нас и смотрели на велосипед, не сводя с него восхищенных глаз, а когда я ездил на нем, ребята гонялись за мной, словно стаи воробьев за коршуном. А младшие дети влезали на изгородь и, сидя верхом на жерди, подражали мне, будто вертели ногами педали. Ребятам постарше я разрешал сесть на велосипед и учил их ездить на нем. Нам становилось еще веселее. И вдруг... шумное веселье было пре рвано; раздался выстрел под колесом, и зашипело оно. Оказывается, оно лопнуло. Нельзя было больше ездить на нем. Мне стало не по себе, и я заплакал навзрыд. Поэтому я не мог заметить, как подъехали ко мне брат с женой, у которой был ребенок. Брат, узнав, почему я плачу, успо коил меня, поглаживая мне голову. — Не плачь, браток, купим другую камеру и наладим его. Так он и сделал. Я дальше продолжал путь-дорогу на двухко лесном велосипеде, обучая своих товарищей ездить на нем: Арок тоже хорошо ездил, даже Хыспинча. Вскоре и они заимели свой велосипед. Второй моей радостью был патефон. Отец и брат часто привозили новые патефонные пластинки, в которых пели невидимые люди. Пели они очень красиво, и я тоже старался петь, как они. 7 Следующей поздней весной, когда колхозники закончили весенний сев, неожиданно приплыли черные тучи и заслонили солнце, а потом за гремел гром так, что земля задрожала и река выплеснулась из берегов. На темном небе засверкали молнии, словно высекались искры из гигант ского кремня. Казалось, темное, как чугунный котел, небо растрескалось, и с него полил дождь как из ведра. И, несмотря на такой дождь, загоре лась тайга недалеко от аала. Пожар разрастался. Расстилался по земле едкий голубой дым. Днем солнце краснело, как медь, а ночью луна жел тела, как бронза. Люди из всех аалов уходили тушить пожар. Отец тоже ушел, оставив на нас с матерью отару овец. Вернулся он лишь через четыре дня. От его одежды пахло гарью и пихтовой смолой. Сапоги прожжены, и одна подошва оторвана. Но он привез для меня чудесный «подарок» — маленького медвежонка. С пер вого же дня между нами завязалась дружба и любовь. Я стал усердно ухаживать за ним: кормил, поил, мыл его. И спал вместе с ним: он же был совсем маленьким, не больше нашего кота. Только мать и наш кот встретили его неприветливо. Мать недовольно сказала: — Зачем привез его сюда? Только мучить его здесь. Отец в ответ сказал: — Если он остался сиротой, почему же я не должен был взять его? Вырастет, отпустим на волю. Мать его погибла, упала в яму с горячей золой: такая большая яма образовалась от корней дерева, прогоревшего под землю. Медвежонок рос быстро, но жил без клички. Я не знал, как его на звать. Но вскоре медвежонок получил имя. Приехал к нам в гости крестный отец и назвал его — «Мишка». С тех пор и я стал звать медвежонка «Мишкой». Только уж очень не любил его кот: будто брезгуя, фыркнет и, выта ращив совиные глаза, смотрит на него с ненавистью,— а медвежонок, как
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2