Сибирские огни, 1978, № 10

166 ГЕННАДИИ КАРПУНИН жении «светлое солнце», и поняли бы р овн о сто лько, ско л ько поняли, ибо зн ам ен и я и пред сказан и я в худож ествен ны х п р о и звед ен и ях н и когда и н икем не м о гут бы ть аб ­ солю тно правильно и д о конца истолкованы в то т м ом ент, к о гд а они д аю тся. П о дл ин ­ ный смы сл знам ений и п р ед сказан и й м ож ет бы ть р аскры т лиш ь то гд а , ко гд а о с у щ е с т­ вится д ействие. Зам етим такж е, что осно ва всех знам ений и п р ед сказан и й в худ ож ествен н ы х произвед ениях — со четан и е явного и н еявн ого , оч еви д н о го и н ео ч е ви д н о го . Гер о й и читатель всегд а идут по пути явного и о ч еви д н о го . Н апр им ер , к уд е сн и к п р е д ск а з ы ­ вает О л е гу , что князь прим ет см е р ть от св о е го коня, О л е г, е сте ств е н н о , начинает д у ­ м ать, что опасность ем у п р ед став л яет живой конь. О н р а ссу ж д а е т так ж е, как р а ссу ж ­ дали бы на е го м есте и мы. О л е гу и в го л о ву не приходит, что п р е д ск а зан и е и м еет в виду не только ж и во го коня, но и е го останки , ибо, погл ощ енны й чисто утилитарны м и м ирским и и нтересам и, князь ставит свою су д ь б у в зав и сим о сть от этих и н те р е со в — от то го или иного похода, от той или иной битвы — и не м ож ет во сп ри ним ать н ичего, что выходит за эти рам ки. То ж е сам о е п роисходи т в «С ло ве о п олку И го реве» . И го р ь н астр о ен на о д н у «волну»: «Х ощ у бо,— р еч е,— копие прилом ити кон ец ь поля П о ло вец каго ». И го рю д а ­ ется знам ение, из ко то р о го он поним ает то л ько то,' что со в п ад ае т с х ар ак тер о м «на­ стройки» е го ум а и се р д ц а, то есть о тн о сящ е е ся н е п о ср е д ств е н н о к п о хо д у в П о л о ­ вецкую С тепь. В след за И го рем на эту «волну» н астр аи вае м ся и мы , читатели, п о ско л ьку р ечь о походе суж ает наш к р у го зо р д о р ам о к это го ч астн о го и н те р еса. Д у м а я то л ько о п р ед сто ящ ем пораж ении И горя, мы при чтении сцены со л н еч н о го затм ен и я с о с р е д о ­ точиваем все наш е вним ание на ф р а зе «и ви де отъ н е го тьм ою вся своя воя при кры ­ ты» и не при даем никакого значения эп и те ту « светло е», полагая, что он — не б о л е е как постоянны й эпитет при сущ еств и те л ьн о м « солнц е». Мы , р а зу м е е тся , правы — эпитет «светлое», д ействи тел ьн о, постоянны ^ , но он постоянны й то л ько п о то м у, что солнце — постоянно св етл о е. И лиш ь дочитав п о эм у д о конца, мы п о н им аем , что это т постоянны й эпитет в сам о м начале п р о и звед ен и я, в ту м и нуту, ко гд а м ир бы л п о гр у ­ ж ен во тьм у, нам екал нам , что постоянен св ет и постоянна Р усская зе м л я , а тьм а и вр аж еская сила врем енны , как в р ем е н н о со л н еч н о е затм ен и е. Л иш ь д очи тав п о эм у до конца, мы поним аем , что е е сю ж ет и идея п олн остью со вп ад аю т со зн ам ен ател ьн ы м циклом — «свет — тьм а — свет». Вот как во п л ощ ается эта ф о р м ул а в те к сте п р о и з­ ведения: «О динъ б р ать, одинъ светъ светлы й — ты , И го рю ! О б а есв е С вятъ сл ав ли чя!» — «Тем но бо б е въ 3 д ен ь: два солнца п о м ер ко ста, об а б агр ян ая стлъ па п о гасо ста» — «Солнц е светится на н е б е се — И го рь князь въ Р уско й зем ли». М астер ств о д р ев н е го авто ра уд иви тельно. И зо б р аж ая со л н еч н о е за тм е н и е как знам ение, он не пы тается что-либо скры ть о т ч и тател ей,— напротив, в сам о м начале поэмы он п р ед о ставл яет нам в о зм ож но сть уви д еть все и о б о всем д о га д а ть ся , за р а н е е зная, что это го не п р о и зо й д ет, п отом у что ш и р о ко е св е то в о е п оле мы п р и м ем за обы кновенны й ф он и ср е а ги р у е м то лько на кр атко в р ем ен ны й и необы чны й о б р а з затм ения, в р езул ьтате ч его н еи зб еж н о н астр о и м ся на « го р естн о е» и « п ечал ьно е», на пораж ение И горя и погибель Р усско й зем ли . Э то т наш «сам он астр ой » п олн остью о тв е ­ чает худож ествен н ой зад ач е автора, которы й как р а з и стр ем и тся «оп ро ки нуть» п о д о б ­ ные настроени я, показы вая тьм у и печаль как в р ем е н н о е и п р е х о д ящ е е п е р е д ли ц ом вечного и н еп р ехо д ящ е го — св ета и р ад о сти . И для то го , чтобы вн езап н ей , яр ч е и р е з ­ че проявилась сила св ета и р ад о сти , наполняю щ их нас при чтении заклю чи тел ьно й ча­ сти поэмы , тьм а и печаль овлад еваю т нами в п ервой части п р о и звед ен и я. Н ачиная читать п оэм у, мы не зам е ч аем «подводной» части « ай сб ер га», а на то, что она реально сущ ествовал а, о б р ащ ае м вним ание лиш ь то гд а , к о гд а п о р аж ен и е князя И горя см е н яется е го п обед о й — б егств о м из плен а — и ко гд а п осл е « н ев есе л о й го д и ­ ны» н аступает «веселая», р ад о стн ая: Солнце светится на небесе — Игорь князь въ Руской земли. Девици поють на Дунай — вьются голоси чрезъ море до Киева. Игорь едеть по Боричеву къ святей Бо- городнцн Пирогощей. Страны ради, гради весели.