Сибирские огни, 1978, № 9

68 ИЛЬЯ ШТЕМЛЕР А вы вначале докажите! — И доказывать нечего,— Шкляр уловил растерянность и приобод­ рился.— Вот! Глядите! Клеймо таксопарка. Гражданин вытянул шею, чтобы разглядеть место, на которое ука­ зывал Шкляр. Но так ничего и не увидел, а снять с себя покрышку он опасался. Чувство тревоги уже вползло в его сознание. Он враждебно смотрел на старика. Что за фрукт? Мало ли их тут ходит на барахолке, переодетых.... — Послушайте. Что вы ко мне привязались? — он вернул медяк обратно в карман и подхватил сумки.— Кваса попить не дадут. Вы бы лучше жуликов ловили... Вон у дерева стоит. Голубой «Москвич». У него полный багажник причиндалов от «Волги»... Но Шкляр больше его не слушал. Правда, мелькнула ^мысль, что хорошо бы гражданина свидетелем прихватить. Да не пойдет. Какая там совесть, когда собственный автомобиль разутый стоит... Хозяин голубого «Москвича» — молодой человек в больших дымча­ тых очках — раскуривал сигарету. В раскрытом багажнике лежала новая волговская резина. — Продается, продается,— не отводя глаз от сигареты, произнес молодой человек.— А коробка не нужна? Есть и коробка. Лишнего не возьму, ехать пора. Не зная сам почему, Шкляр отвернул лицо в сторону и шагнул к багажнику. Фирменное клеймо четким ромбом было выжжено на бурти­ ке покрышки. Собственность таксомоторного предприятия. И еще. На сизом корпусе коробки передач он увидел три глубокие насечки. Спе­ циальная метка, принятая в парке для дефицитных агрегатов... Но как же задержать этого молодца? Чуть вспугнешь — тот на колесах: ищи ветра в поле. Шкляр отошел. Казалось, сердце сейчас выскочит из его впалой груди... 4 Края овального зеркала, точно рама картины, отделяли лицо Тару­ тина от кафельной стены. Теплая вода из крана ласкала ладонь. Он слышал, как хлопнула входная дверь с характерным прищелком замка. Ушла. Но возвращаться в комнату не хотелось. Казалось, что звуки голоса Марины сейчас затаились и только ждут появления Тарутина, чтобы выскочить и вонзиться в него трескучей очередью... Он никак не ожидал ее прихода в восемь утра. Резкий дверной звонок его удивил и напугал. Подумал, что телеграмма от матери из Ленинграда. У нее такое здо­ ровье, что ко всему надо быть готовым. Но едва он открыл дверь, как в коридор ворвался голос Марины, полный упрека и негодования... И лишь затем показалась сама Марина с копной черных, перекинутых на грудь волос, перехваченных у затылка красной лентой. Стремительно миновав коридор, она вошла в комнату, чтобы на­ верняка убедиться, что там никто не скрывается, и лишь потом оберну­ лась к Тарутину, обхватила ладонями его голову, и, притянув, громко и коротко поцеловала, точно отсалютовала, точно награждала за то, что он ее не обманывает. Нет, если сейчас не покончить, это будет про­ должаться еще долго. Он не видел Марину давно. Не звонил. И вот она сама пришла к нему. Только с ее взбалмошным характером можно врываться в такую рань. Наверно, еще вчера вечером она, не видя Тару­ тина, и не думала о нем. А утром, вдруг, ей захотелось его увидеть...