Сибирские огни, 1978, № 9

ГЕРОИ И СИТУАЦИИ СОВРЕМЕННОЙ ДРАМЫ 185 логии с другими героями и пьесами Зо­ рина. По аналогии же с современной драматургией вообще гораздо справедли­ вее другое определение Огаркова: «Огар­ ков — человек дела, а не слова». Деловой герой, представший в комическом жанре, но по серьезному поводу. Огарков, экономист учреждения «Рези­ новое изделие», единственный из сослужив­ цев обрадовался слуху о предстоящем те­ стировании сотрудников. Остальных же слух поверг в панику, в том числе и самого управляющего товарища Лалаева, мысли которого до сих пор были спокойно и при­ ятно заняты собственным пятидесятилетним юбилеем. Теперь под угрозой не только юбилей, но и служебное положение. Послу­ шайте, как с ним беседует «человек дела» Огарков. Л а л а е в. ...Положим, они не справятся с тестом. Что вы им можете предложить? О г а р к о в (пожав плечами). Пусть ра­ стут, пусть совершенствуются. Л а л а е в. Но если они не могут? О г а р к о в . Не могут? Так пусть уступят свои места. Л а л а е в. Недвусмысленно, но безжало­ стно... Да, особенно, если учесть, что среди со­ трудников «Резинового изделия» есть и та­ кие, кому осталось пару лет дотянуть до пенсии, а через тестирование им, приучен­ ным лишь к рутинной работе, не пробрать­ ся. Их-то и жалко управляющему? Признать­ ся, в пьесе они жалости не вызывают, пото­ му что они сами — сила. Да и не о преста­ релом работнике печется Лалаев: О г а р к о в (внимательно на него смот­ рит, достает сигарету, закуривает). Вас за­ нимает ваша судьба? Л а л а е в (стараясь сохранить спокойст­ вие). Не скрою, мне было бы любопытно. О г а р к о в . Я еще не пришел к решению. Ла л а е в . Огарков, вы страшный человек. О г а р к о в . Я думаю об интересах дела. Я должен понять, каким манером вас луч­ ше всего использовать. Вот он — чешковский вариант, в котором на комическое заострение списывается де­ ловая односторонность героя, его невнима­ ние к вопросам личности. И вообще, о ка­ ких личностях может идти речь в пьесе, если противники Огаркова — не люди, а бо­ лее-менее отлаженные бюрократические автоматы. И самый из них совершенный, са­ мый отлаженный по инструкциям «традици­ онной школы» Панкрат Панкратович Пантю­ хов — претендент на место зама, которое в смутный момент пригрезившегося тестиро­ вания чуть было не досталось Огаркову. Лалаеву почти бессловесный Пантюхов им­ понирует, но в момент, когда почудилась опасность, управляющий вынужден посмот­ реть на него беспристрастно: «Почти син­ хронное исполнение, но заторможенные реакции. Я лично эту школу ценю, больше того — люблю, уважаю, но в изменившихся условиях она себя не может оправдать». Однако условия не изменились. Опас­ ность теста откладывается на неопределен­ ный срок. Пантюхов остается. Огарков ухо­ дит. Кому надо, тот спокойно доработает до пенсии или до самой смерти. «Не спра­ вился — уходи»,— возмущенно повторяет управляющий аналогичным заведением Ды- беев.— А куда? Нет, у нас свой подход к ра­ ботнику. И в этом подходе и состоит, если хочешь, наше завоевание». Словом, начина­ ется демагогия по крупному счету. Не знаю, может быть, потому, что «Не­ знакомец» по жанру комедия, а может быть, и по чему-то другому но этого без двух минут пенсионера не жалко. Тем бо­ лее, что он остается. А Огаркова жалко, хотя он по праву комического героя и поз­ воляет себе перехлест в минуту своего торжества. Жалко, что ему приходится уйти. Даже без большого труда прощаешь ему невнимание к своим дрожащим от ужаса при мысли о тестировании сослуживцам — очень уж непривлекательные и ничтожные это люди. Прощаешь, может быть, потому, что комедия. А может быть, и потому, что современные драматурги-сумели доказать, что без отлаженного дела не будет отлаже­ на нравственность. Это взаимозависимые, по мысли драматургов, области, но при этом деловой и лирический герои редко встре­ чаются в одной пьесе. У каждого из них своя ситуация в современной драме. Самый простой и естественный способ определения современности пьесы — по да­ те написания или первой публикации, по­ становки. Бывает иначе —- появляется про­ изведение хорошо известное, классическое и вдруг встает в современный ряд. В 1977 году вышел в свет двухтомник Александра Афиногенова. Я не знаю, послужит ли он достаточным поводом, чтобы пьесы Афино­ генова начали, как принято говорит^, вто­ рую жизнь, скорее всего нет, но повод к новому прочтению и к размышлению о со­ временных драмах он дает. Во-первых, целый том составляют инте­ реснейшие дневники и письма драматурга, лишь в небольшой части печатавшиеся ра­ нее. Во-вторых, рядом с ними заново про­ звучали и сами пьесы. Ведь если искать истоки производственной темы или жанра, то здесь без Афиногенова не обойтись — «Страх», «Чудак». И на их фоне такая «не­ деловая» и такая знаменитая «Машенька». О ее возрождение говорить не приходится, потому что уже почти сорок лет она не сходит со сцены. Одна из лучших советских лирических пьес, но за ее камерными со­ бытиями сложное время, трудные для ее автора дни, когда было столько «прожито и пережито». Клевета, разочарование в «друзьях», от­ куда «как ни странно... и родилась «Ма­ шенька»,— писал уже после успеха пьесы в одном из писем Афиногенов. Она роди­ лась «от страстного желания побить сре­ ди хороших людей, полных чистых чувств, благородных намерений, сердечной про­ стоты и подлинной дружбы. Я выдумал себе эту атмосферу жизни... атмосферу, где жилось и дышалось легче бы всем нам... Этим я объясняю тот неожи­ данный и очень большой успех спектакля и пьесы у зрителя, который она вдруг полу­ чила».