Сибирские огни, 1978, № 9
166 Л. БАЛАНДИН своего времени, аристократка до мозга ко стей со всеми предрассудками своего со словия, готовая скорее пойти на ложь во имя любви, чем бросить вызов обществу. Разделить ее характер на части невозмож но, вне исторической конкретности этот об раз просто немыслим. А что же Теодоро? В. Стужев, подобно М. Боярскому, играет человека без души, ловкого и угодливого секретаря, плебея, стремящегося подняться по социальной ле стнице. Только делает это Стужев грубо, не прикрыто, без той утонченной деликатности, которая отличает исполнение Боярского. К Марселе Теодоро так же равнодушен, как и к Диане. Каждое новое возвращение к «экс-подруге» служит лишь средством по догреть ослабевающее чувство в графине. Добившись очередного успеха, Теодоро- Стужев по-щенячьи беснуется, едва ли не визжит от радости. А то вдруг подскочит, зацепится ногами за перекладину и в такой спортивной позе вниз головой произносит свои монологи о любви. Вся атмосфера спектакля, кажется, подчинена чувствам авантюриста — на сцене много шума, музы ки, танцев. Танцуют все-—Теодоро с Мар- селой, Теодоре с Дианой, потом все вместе. Каждый сюжетный акцент «протанцовыва- ется» с лихим перестуком каблуков, с воз детыми напряженными руками. А как же иначе — «Испания»! В этом спектакле совершенно «излишни ми» оказались умные, поэтичные, ды шащие страстью слова любовных призна ний, они произносятся впроброс. «Лишней» оказалась вся история битвы Дианы против Дианы и за Диану, виртуозно разработан ная великим испанским драматургом и столь блистательно исполненная в телеви зионном спектакле Маргаритой Тереховой. Насколько же искусственной выглядит при думанная театром тема «поднять простолю дина до уровня любви Дианы»! Невозможно превратить гуманнейшую историю любви- целительницы в плутовскую комедию без разрушения самой драматургической ткани. По ходу спектакля можно убедиться, что не только отдельные сцены, но и даже пер сонажи могут оказаться «лишними», если следовать не за драматургом, а за собст венной придумкой. Так ловкачу Теодору- Стужеву вовсе не понадобились услуги вер ного Тристана, и тот отошел куда-то на тре тий план, стал еле заметным персонажем (артист Ю. Кустов). Можно говорить о ярком комедийном рисунке роли графа Лудовико у С. Хомско го, о том, что, не в пример другим исполни телям, хорошо несет стих, выстраивает инте ресный пластический образ Марселы Л. Ба ранова. Но частные достижения не меняют общего неблагоприятного вывода — попыт ка переосмысления комедии не удалась. Ирония переросла в нигилизм. Творческое дерзание театра всегда долж но преследовать цель глубокого раскрытия конкретно-исторического содержания, об щечеловеческого смысла классического произведения, выявления того философско- нравственного заряда, который дает ему жизнь в веках, делает близким каждому но вому поколению. «Бережное отношение к драматургической, музыкальной классике, верность замыслу ее великих творцов были и остаются этическим принципом нашего искусства, активность в ее освоении, осмыс лении— проявлением партийности худож ника, его идейной и профессиональной зре лости»,— писала «Правда» (29 апреля 1978 года). Подлинная любовь к классике обязы вает художника сцены к погружению в суть ее творений, к поиску новых точек эмоцио нального соприкосновения с нравственной и социальной проблематикой. Иркутский драматический театр Этот театр не носил бы имени Николая Охлопкова, если бы не стремился к спек таклям— философским обобщениям, к яро стным взлетам страстей, к спектаклям зара зительной театральности и высокой поэзии. Охлопковский театр всегда современен, жи вет в атмосфере сегодняшнего дня. Эта установка на современность сохраняет свою силу и в тех случаях, когда произведение драматургии родилось во времена, отде ленные от нас веками и эпохами. Театр опирается на ту неоспоримую истину, что произведение классики несет в себе нечто важное для всех времен, помогает познать величие человеческого духа, неизменную тягу к добру и справедливости. Но каждый новый исторический период открывает в классике нечто новое, неизведанное. Обра тившись к трагедии Шекспира «Макбет», театр вызвал на суд человеческой совести тиранов, узурпаторов, насильников, угнета телей всех мастей. Логичное, продуманное в мельчайших деталях режиссерское решение спектакля отмечено подлинным вдохновением. Поста новщик Г. Жезмер с первых же минут погружает нас в атмосферу кровавых меж- дуусобиц. Багровые отблески костров, ог ромный медный закопченный котел на обуглившейся балке, обломки повозок, какие-то норы-пещеры, целые лабиринты переходов воссоздают ощущение военного быта страны, сурового, неприглядного, ли шенного намека на романтику ратных по ходов (художник Ю. Суракевич). .Вскоре появляются воины с коптящими факелами в руках, вооруженные тяжеловесными за зубренными мечами, массивными кинжа лами и секирами. Потом возникает и не умолкая будет звучать странная музыка войны, когда вслед за дробью барабанов, раскатами литавр, трубными призывами наш слух станет терзать неумолимый вой и звон, выматывающий душу. Кричаще противоречив облик спектакля. Здесь человек с его нежной человечьей кожей облачен в грубые, продымленные ткани да в коробящуюся кожу животных. Здесь страждущий воин с кровоточащи ми ранами будет опираться о колоду, на поминающую те, на которых разделывают туши скота. Острие железа и живая челове
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2