Сибирские огни, 1978, № 9

I ДОБРУ И ЗЛУ ВНИМАЯ... пинка от гражданской войны, может быть, от того оркестрика, который так запомнился всем в фильме «Мы из Кронштадта». 8 «Марютке» большинство исполнителей ограничилось задачей выявить самые об­ щие, так сказать, родовые черты своих ге­ роев. Откровенно плакатен комиссар Ар­ сентий Евсюков в исполнении В. Костоусо- ва. В традиционной кожаной куртке, с наганом на боку, он без лишних раздумий лихо сочиняет «клятву красноармейки», картинно вручает Марютке винтовку, отда­ ет распоряжения четко, не ведая ни коле­ баний, ни сомнений. Этакий несгибаемый твердокаменный комиссар! Картинно печа­ тает шаг пленный поручик Говоруха-Отрок. Небрежно снисходительные интонации, пре­ зрение к смерти, брезгливое отношение к «хамам» — полный арсенал офицерских «доблестей» демонстрирует перед нами В. Шалавин (несколько живее эту роль ве­ дет А. Слюсаренко). Достоверностью стра­ стей повеяло было со сцены, когда появил­ ся Семянный — Е. Важенин. В коротком эпизоде артист сумел передать и яростную классовую ненависть своего героя, и его отчаянную мужичью тоску, и анархистское нутро. К сожалению, новый исполнитель этой роли В. Цикин во многом утратил ост­ роту прочтения роли своим предшествен­ ником. Но вот появляется X. Иванова — исполни­ тельница заглавной роли. Какой-то предста­ нет она перед нами, первая из числа тех самых героических мальчишек и девчонок, что «осознали идею Советской власти»? Долговязая, в зипуне с чужого плеча, повя­ занная старушечьим платком, она на ред­ кость некрасива, эта девушка-подросток. Видать, много горя хватила Марютка, узна­ ла жизнь с самой ее изнанки, если так зло стиснуты ее губы, если так резко обрывает она шуточки о бабьих слабостях, о юбках да штанах. Клятву красноармейки она про­ износит отрывисто, категорично, словно впечатывает каждое слово в память. На­ всегда. Одним чувством, одной страстью одер­ жима Марютка — верно служить трудовому народу. Это ощущаешь и в те минуты, ког­ да метко прицеливается она в ненавистных беляков и когда сочиняет свои неуклюжие, но пламенные стихи. И вдруг — Он, сорок первый, синеглазенький. Расцветает в Ма­ рютке все девическое, щедрое, впервые озаряется улыбкой ее лицо. Даже сухова­ тость партнера не помешала Ивановой рас­ крыться в этой части роли со всей челове­ ческой теплотой. Но наступает решающий момент, когда личное входит в трагическое противоречие с классовым долгом, когда должна будет Марютка выполнить приказ комиссара, клятву красноармейки. Марютка прицелилась... Казалось бы, драма достигла кульминации, но мой сосед обернулся к своей спутнице и преспокойно, даже весело сообщил: «Сейчас она его убьет». Ох уж это безошибочное прогнозирова­ ние эрудитов из зрительного зала! Как с ним бороться? Как сыграть сцену так, чтобы до самой последней секунды зритель сомневался — задушит ли Отелло Дездемо- 11 Сибирские огни № 9 161 ну? Свершит ли свой страшный суд Арбе­ нин? А чем объяснить, что мы, мальчишка­ ми по многу раз бывая в кино на «Чапаеве», всякий раз с замиранием сердца безумно верили, что Чапай выплывет? Время, что ли, было другое? Или мы были иными? Да, нет, вот недавний пример. Когда зрители смот­ рели телевизионный спектакль «Красавец мужчина», где в роли Зои Васильевны вы­ ступила М. Неелова, то до последнего кад­ ра не могли догадаться — уедет ли Зоя или все простит и останется с циником и про­ дажной душонкой — ненаглядным ее Апол­ лоном? Все дело, очевидно, в том, чтобы точно и заостренно выстроить конфликт, чтобы раскрыть характер со всей искрен­ ностью, на пределе творческой самоотдачи. Итак, Марютка прицелилась... Выстрел за­ менила взметнувшаяся мелодия. Багровым всполохом озарилась планета — Время, и замер на ее фоне, распластав руки, бело­ гвардейский поручик. А потом стал тихонь­ ко поворачивать голову к Марютке с немым вопросом: дескать, как это она посмела?! В зале засмеялись. Что же произошло? По­ чему так глубоко задуманный конфликт, так тщательно подготовленный финальный ак­ корд трагедии, несмотря на поддержку всех доступных театру изобразительных средств, завершился столь неудачно? Вдумаемся еще раз в понятие — реаль­ ный, то есть социалистический гуманизм. Его сущность в том, что он не отбрасывает общечеловеческие духовные ценности, но дает им к о н к р е т н о -и с т о р и ч е с к у ю , а следо­ вательно, и классовую интерпретацию. В случае с «Марюткой» мы отчетливо видим стремление театра прославить верность ре­ волюции, эта мысль убедительно воплоще­ на в жизненно конкретном характере д е­ вушки-красноармейца, малограмотной, гру­ боватой, резкой и ожесточенной, но в то же время одухотворенной, преданной идее, лишь до поры до времени затаившей свою нежность, материнскую заботливость, нату­ ру, чуткую к красоте. Но это лишь с одной стороны. С другой — схематически обрисо­ ванный облик белогвардейского офицера «вообще», врага, которому на этом основа­ нии театр отказывает в сложности духовно­ го содержания. Ни тени сочувствия не вы­ зывает у зрителей Говоруха-Отрок (В. Ша­ лавин) ни в один из моментов действия. И вся сумятица чувств человека, оказавше­ гося на перепутье, его попытки понять со­ бытия и людей, его окружающих, даже обыкновенное человеческое любопытство — все оказалось вне поля зрения исполните­ ля. В результате — ослабленный конфликт спектакля в целом, недоумение взамен со­ переживания в зрительном зале. Ослаблен конфликт и в другом спектакле трилогии — в «Городе на заре». Душа ар- бузовской хроники — в поэзии преодоления трудностей, в столкновении самобытных характеров, мужающих в борьбе. Трудно понять причины, побудившие постановщика отказаться от романтического ключа пьесы. Быть может, В. Чернядев рассчитывал на всемогущество постановочных средств, вы­ разительности, надеялся, что введение об­ раза духового оркестра времен граждан