Сибирские огни, 1978, № 8
84 ИСАЙ ' КАЛАШНИКОВ повит в лицо лизнуть... Ну, переночевал там же. На рассвете ^слышу: собака поблизости лает. Моя ей откликается. Смотрю, мчится чей-то пес. Подбежал. Тимохй Павзина кобель. Стало быть, вон куда я вышел... Пурга совсем угомонилась. Бело кругом, тихо. Прошел я всего-то с кило метр, вижу —над зимовейкой дымок вьется. Мне от радости хочется бежать наперегонки с собаками. Заваливаю в зимовье вместе с псами. Тимоха, а с ним Степан Миньков, только, видимо, поднялись, у печки завтрак готовили. Что Степка здесь —меня не удивило. Тимохин участок прилегает вплотную к заказнику. Раньше на этом участке охотился ста рик один, Куприян Гаврилович. Степка его застукал в заказнике старик убил там изюбра, участок у Куприяна Гавриловича отобрали и отдали Тимохе. Да-а... Переступил я, значит, порог. Тимоха рот рази нул, а Степка ко мне. Откуда? Как? Что случилось? Помогает снять котомку, а сам, замечаю, украдкой что-то маячит рукой Тимохе. А Ти моха боком к стене подался, начал снимать и кидать в угол натянутые на распялки шкурки соболей. Глазам своим не верю— четырнадцать со болей! Я только двух успел добыть, а у него уже четырнадцать. Сезон едва начался, а Тймоха уже и домой может подаваться. Такой фарт ред ко выпадает. Видать, проходной соболь шел через Тимохин участок. Но, думаю, с другой стороны, не должен проходной валить так густо. Может, все дело в заказнике. Соболя в нем никто не тревожит, он раз множается, постепенно расходится по ближним местам. Добро, думаю, если так, другие участки тоже станут богаче. А Степан тем временем все что-то выспрашивает и сам'говорит без умолку. Такой ласковый, обхо дительный, только глаза острые, как шилья, так насквозь и прокалывают. Это уже позднее я вспомнил, что глаза у него были как шилья. И что он маячил Тимохе. А тогда был рад теплу, встрече с людьми, горячему чаю, зачерствевшему хлебу. К тому же Тимоха бутылку спирта открыл. Сло вом, праздник, какие в тайге выпадают не часто. О соболях —ни слова. Не принято у нас ПО-бабски любопытничать. И еще подумал, что Тимоха побоялся, как бы я не сглазил его счастье-удачу. Ну, сидим мы за сто лом. Хорошо на душе. Степка анекдоты травит — мастак на это дело, живот надорвешь. Потом фокус показал. Достал из егерьской сумки блокнот, выдрал чистые листочки, заставил нас с Тимохой расписаться. Взял Степан надписанные листочки, дунул, плюнул, махнул руками — листочки чистые с той и с другой стороны. Бросил их в печку. Снова мы расписались. И снова то же самое. Извели весь блокнот. Степан достал бланки протоколов. Тут я уследил, как он все проделывает. Сам попро бовал—не вышЛо, и Степан бумаги не дал, так, говорит, без протоко лов меня оставите, попадется нарушитель, оформить будет не на чем. Стали мы прощаться. Тимоха мне выделил сухарей, соли и чая, я взял мяса —сколько унести смог, остальное ему оставил. Степан потянул меня в сторону и повел не совсем для меня понятный разговор. Он начал с того, что видишь, мол, как хорошо получается, когда люди друг за дружку держатся. Все, дескать, можно сделать, если есть настоящие друзья. Я ему отвечаю, что в тайге —все люди друзья, что исстари так ведется, что иначе тут нельзя. Степан усмехнулся. Что, говорит, исстари велось, то давно перевелось, теперь хоть в тайге, хоть где — иное. Вот ты, например, считаешься лучшим охотником. Тебя высоко возносят, и от то го ходишь гордый. А я, мол, человек маленький, ничем не замечательный, но шевельну пальцем —и разом слетишь со своей высоты. Так, говорит, теперь жизнь устроена, и умные люди это понимать должны. А мне, го ворю, никак не понять, каким таким манером ты можешь со мной или с другим что-то сделать и разговор для чего затеял. А он мне толкует, что, мол, сразу видно: возгордился ты сверх мер и думаешь, что тебе все дозволено. Другой, добудь, как ты, сохатого, по сторонам бы огля дывался, а тебе все нипочем. Чего мне оглядываться, удивился я, если
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2