Сибирские огни, 1978, № 8

80 ИСАЙ КАЛАШНИКОВ За окном стояла одинокая береза. Ветви ее почти оголились. Листья, как показалось Зыкову, через ровно отмеренные промежутки времени, срывались и бесшумно, выписывая замысловатые зигзаги, словно в гас­ нущем стремлении удержаться у ветвей, падали на землю, на кусты ши­ повника с ярко-красными плодами. Ствол березы рядом с пламенем шиповника, безжизненной желтизной палых листьев и чернотой старых штакетин казался пронзительно белым и беззащитным. Эта белизна привлекала и тревожила Зыкова. — А если вы не найдете? —спросил Петр Ильич. Не представ­ ляю, как будем жить, зная, что он —среди нас. — Я этого тоже не представляю,—сказал Зыков, отрываясь от ок­ на.— Вы считаете, что Миньков —плохой работник? — Да нет же! Я его про себя с Верой Михайловной сравнивал. — Скажите, сколько он получает за свою работу? — Семьдесят два рубля. У нас у девчонки, у секретаря-машинист- ки, оклад такой же: Конечно, маловато, чтобы гореть на работе. Но я на это смотрю иначе. Сырое дерево и на углях тлеть будет, сухое вспыхнет и от спички. — Петр Ильич, у Минькова когда-то были нелады с шофером Ды­ мовым, охотником Григорьевым и лесорубом Савельевым, сыном Кон­ стантина Данилыча? Что вы можете о них сказать? — Что скажу? Неплохие люди. Но грешок был. И пытались они меня восстановить против Степана. Несли что-то в свое оправдание.. Я их не поддержал. Я поддержал Минькова. Обелить себя —развесь уши—каждый браконьер может. Вас, однако, не то интересует. Думаю, ошибаетесь. Все трое имеют, конечно, свои недостатки. Ефим Констан­ тинович, выпив, дуреет. Но не до того, чтобы лезть в драку или еще что. Подковыривать, дерзить любит. Этот недостаток сам осознает и потому пьет редко. А работник хороший. И Вася Дымов парень хороший. Мо­ лодой, конечно, безалаберным бывает —ну так что? Все мы в молодости такими были. Семен Григорьев считается у нас одним из лучших охот­ ников. Критиковать начальство любит. Где по делу, где и без дела. Нра­ вится ему через это свою независимость показывать... Нет, нет, не такие они люди. Чешуилась, сверкала, слепила гладь Байкала. Зыков шел по улице, жмуря глаза. Поселок все больше нравился ему какой-то уместностью здесь. Дома, одни большие, другие не очень, одни совсем новые, цвета бронзы, с наплывами прозрачной смолы на торцах бревен, другие ста­ рые, обдутые байкальскими ветрами и вьюгами, темные, почти черные, но одинаково прочные, основательные, рубленные из звонкого кондово­ го леса, эти дома, казалось, возникли сами по себе, выросли, как растут сосны, ели, кедры. В кружевной резьбе карнизов и наличников внима­ тельный взгляд мог увидеть и рисунок листа, и изгиб побега, и прихот­ ливое сплетение ветвей; эти украшения еще больше связывали дома с лесом, с землею. Повернув кованое кольцо, Зыков открыл калитку, шагнул в чисто подметенный двор. Перед ступеньками высокого крыльца лежал плос­ кий камень. Видимо, многие годы лежал он здесь. Ноги людей вытерли посредине заметное углубление. Хозяина дома не оказалось. Хозяйка, миловидная большеглазая женщина? что-то гладила и одновременно покачивала детскую кроватку. — У вас дочка или сын? — Сынуля. А у меня дочка. В пятницу родилась. Три кило шестьсот двадцать граммов —во какая!