Сибирские огни, 1978, № 8
78 ИСАИ КАЛАШНИКОВ — Ишь ты! Запавшие глаза старика* смотрели осуждающе. «И что ему нужно от меня?» —недовольно подумал Миша, распрямился, тыльной стороной ладони вытер потный лоб. По тропе, придерживая ремень сумочки, пе рекинутой через плечо, шла Соня. Еще издали сказала: — Опять сбежал! Послушай, мне это не нравится. _ Меньше дрыхнуть надо. Уважающие себя люди давно на ногах. — Чем здесь занимаются уважающие себя люди? ■— Ищу. Стоянку древнего человека. — Нет, правда? —Она с удивлением оглядела перекопанную землю, потыкала в нее носком лакированной туфельки. — Он пулю ищет,—неожиданно сказал старик.—Второй день. — Какую пулю? А-а...—догадалась Соня и прыснула, затрясла го ловой.—Аналитики! Академики сыска! Ах, Миша, Миша... Миша почувствовал легкий укол обиды. — Академиками мы себя не считаем. Мы чернорабочие. В прямом и переносном смысле. А ты куда направилась? Если к Минькову —не со ветую. Сегодня похороны. — Знаю. Я с Агафьей Платоновной сейчас разговаривала. Ее муж, оказывается, лесником работает. Так вот, мне необходимо с ним встре титься. — Вы уже встретились,—сказал Миша.—Это Константин Дани- лыч, лесник. — Да? Как хорошо-то! Я из газеты, Константин Данилыч. — И чего это старуха,* меня не спросясь, ко мне посылает? — про бурчал Константин Данилыч. . Кое-какое представление о нраве старика у Миши уже было, и он решил помочь Соне. — Она, Константин Данилыч, природой интересуется. Хочет знать, что такое природа. И что лучше —человек без природы или природа без него.—Засмеялся, довольный, что отплатил Соне за ее «академиков». Вникая в его слова, старик помолчал, пососал потухшую трубочку, сплюнул. — Ты, парень, не ехидничай. На свете полно балбесов, которые о кустах и деревьях знают одно: под ними можно в тени поваляться. От этого —многие наши беды. Об этом и говорить надо и в газетах пе чатать. Так что рой землю и помалкивай.—Посмотрел на Соню.— Из га зеты, значит? А из какой? — Сейчас документы покажу,—Соня полезла в сумочку. • — Что мне твой документ! —остановил ее Константин Данилыч.— Про другое речь. Как-то был у меня один парень из газеты. Обо всем ему рассказал, все показал. Толковал как с человеком. Все самое сокровен ное выложил. Получаю газету со статьей. Что он пишет? Не о лесах, не о заботах наших общих, а обо мне. Хвалы не пожалел. А только такая хва ла хуже хулы,.потому как умному человеку бездумную трескотню эту чи тать совестно. Позднее встретил я этого парня —ты, говорю, такой-сякой, за что меня на позорище выставил, верхоглядство свое мне приписал, где, говорю, то, о чем тебе толковал, ради чего времени своего не жалел? Он мне отвечает, что газета у них маленькая, а вопросы, мною задетые, боль шие, поднять их газете не по силам. Вот ведь как! Газете не по силам. А ее тысячи читают. Что же таким, как я, делать? Мы же, выходит, и во все бессильные! —Старик поднялся, еще раз оглядел Соню.—Если ты из такой газеты —заворачивай оглобли. — Я не из такой,— сказала Соня, нимало не смущенная сердитой речью старика.—Но дело не в этом... Ничего не сказав, старик пошел к своему дому. Слегка горбилась худая спина, обтянутая выгоревшей на солнце рубашкой, белела седая
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2