Сибирские огни, 1978, № 8
РАССЛЕДОВАНИЕ 75 грибами, нарезала крупными ломтями хлеба. Чай был отменный, черный, заваренный по-бурятски, с молоком, маслом и солью—он обжигал нут ро, выжимал пот, снимал усталость. Все незаметно повеселели. Зыков мычал от удовольствия, благодарил Агафью Платоновну, а та стояла в стороне, пряча руки под передником, смущенно и опечаленно улыбалась. У Алексея Антоновича на лбу выступила легкая испарина, весь он как-то размяк, подобрел. Разговаривая с Соней Даровой, не забывал подливать ей чаю. Не забывал и развивать свою мысль о том, как важно в воспита тельных целях шире освещать в прессе работу милиции. Миша не сомне вался, что Алексей Антонович попросит Соню написать статью или очерк и сейчас подводит под просьбу соответствующую базу. Слабость к печат ному слову, питаемая начальником, показалась Мише слегка неожидан ной и чуточку забавной, но он был рад, что Соню тут сразу приняли за свою; подумал, что был совершенно не прав, когда считал, что ему будет плохо, если Соня появится здесь; оказывается, всё обстоит совсем иначе, сейчас он чувствует себя гораздо лучше, душевная тягота стала менее ощутимой. Несколько раз он ловил на себе взгляд Сони, она, кажется, хо тела что-то сказать, но Алексей Антонович не позволял ей отвлекаться. И все же она выбрала момент, спросила: — Ты почему все время помалкиваешь? Не узнаю Григория Грязно ва! Впрочем, мы еще поговорим! —в ее голосе прозвучала напускная, а может быть, и всамделишная угроза. — Вы его не ругайте,— неожиданно вступился Алексей Антоно вич.— Все случилось внезапно. У нас всегда все случается внезапно. Мы не принадлежим ни себе, ни друзьям, ни близким своим. У Сони весело блеснули стекла очков. — Вы принадлежите обществу, да? Вы его карающая десница, да? В ответ Алексей Антонович только улыбнулся. Можешь, мол, девоч ка, иронизировать сколько угодно, но так оно и есть. Когда Миша и Зы ков вышли его провожать, Алексей Антонович посоветовал, скорее даже приказал: — Отнеситесь к девушке со всем вниманием. Мотор рыкнул, машина покатилась по улице, ощупывая лучами фар бревенчатые стены домов и дощатые заборы, мигая красными задними фонарями. В домах топились печи, из труб выпархивали искры, летели вверх. И россыпи звезд на темном небе казались негаснущими искрами. Небо было близким, протяни руки и погрузишь их в рой покалывающих огонь ков. Весь мир представлялся простым, понятным, доступным, и не было в нем места ничему уродливому, безобразному, гадкому. Зыков стоял ря дом, шумно вбирая в себя байкальскую прохладу. — Знаешь, о чем я думаю, Миша? — О звездах. _ Э-э, нет, я верхоглядством не занимаюсь. Пытаюсь я, друг мои Миша, осознать такой факт —у меня дочь. Не рядовой это факт, если принять во внимание, что у тебя, например, пока ни жены, ни дочери нету. Очень тебе сочувствую. Ну идем, зададим храпака. Агафья Платоновна убирала со стола. Она попросила Мишу зайти на кухню, зашептала: — Сбежал постоялец-то, а? Неужели он-таки, а? _ Пока ничего неизвестно. Может быть, и не он, а кто-то другой. — Дсбро бы. Вовек себе не прощу, что приняла записку и на конфет ки позарилась. Мне легче будет, если другой. Миша хотел что-то сказать, но слова разом вылетели из головы, со знание вдруг пронзило то, что до этого плохо воспринималось им. один из подозреваемых, значит, возможно, и убийца Ефим Константинович, сын этой сердобольной женщины. Он смотрел в ее оплывшее лицо, думал,
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2