Сибирские огни, 1978, № 8
36 АГЛАИДА ЛОИ Мой утвердительный кивок —и он ушел в кухню. А я устроилась в кресле. Мной овладело дремотное оцепенение. Лень было не только шевель нуться, но даже подумать о чем-то. Я сидела и, как загипнотизирован ная, не могла отвести взгляд от серебристого круга, образованного вра щающимися лопастями вентилятора. Смутное, труднопередаваемое ощущение —предчувствие опасности, быть может? — бродило во мне. Я попыталась было разобраться в нем, но странное ощущение скользну ло куда-то внутрь —и пропало. Или мне просто не хотелось ни в чем разбираться? Трудно сказать, сколько времени прошло между уходом Влада и его появлением. Возможно, три минуты, возможно, полчаса. Я почувствова ла только легкое движение воздуха и с трудом отвела взгляд от бешено го круга: передо мной стоял Влад с двумя длинными стаканами, из кото рых торчали соломинки. Один протянул мне, другой оставил себе. Зачем-то прошелся по комнате, потом сел на диван и начал расска зывать о Таллине. Я тихонько потягивала коктейль через соломинку и смотрела на него. Он говорил с увлечением; описывал город, людей, море. Будь это в другом месте и находись я в другом состоянии, навер ное, получила бы истинное удовольствие, но... что-то сегодня было не так. Что-то было неправильным со мной или с ним. Я внимательно вслу шивалась в его речь, но тем, не менее почти не понимала ее. Я слы шала только Его Голос, который звучал то громче, то тише, то ниже, то выше. Это был красивый звучный голос, в котором изредка'проскальзы вали вкрадчивые интонации. Он проникал в мою душу и затрагивал там тайные струны, которые начинали петь в унисон с ним. И я замирала, прислушиваясь к этим чудесным звукам, не понимая и пугаясь того, что происходило во мне. Кроме нас, в квартире не было никого. Я поняла это, едва мы вошли. И, странно, это оставило меня равнодушной. Завороженная зву ками его голоса, я сидела на диване, пристально вглядываясь в Него, говорившего. Что он говорил, не имело ни малейшего значения. Важно было другое: понять, как, каким образом человек этот сделался для меня дороже жизни, дороже всего, что было, всего, что будет. И вдруг пауза, и с упреком: — Да ты совсем не слушаешь! —он заглянул мне в глаза. Голова у меня закружилась, и я поплыла-поплыла куда-то, но, ста раясь сохранить внешнее спокойствие, слегка откинулась назад и сму щенно отвела глаза в сторону. Он легко поднялся с дивана, но, кажется, не успел сделать и шага, как я одним прыжком очутилась возле окна и широко распахнула его. Еще шаг —и я закричу! —От волнения голос мой прервался. А он рассмеялся. По-настоящему рассмеялся, искренне и заразительно. Потом вернулся и молча уселся на диван. Сидел так несколько секунд: спокойно, не двигаясь, и изучал меня. Потом вдруг тихо и ласково произнес: — Ну будет, иди сюда... Я в замешательстве уставилась на него. А он повторил еще раз, нетерпеливей и настойчивей: — Ну иди же! И я, как во сне, подошла к нему и села рядом. Он взял мою руку и поцеловал ладошку. Потом лицо его вплотную приблизилось к моему, и глаза его заслонили собой весь мир. Голова моя слегка закружилась, и я закрыла глаза. Все исчезло. Только его горячие губы на лице гу бах, шее. ’ 7
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2