Сибирские огни, 1978, № 8

26 АГЛАИДА ЛОЯ тоже молчал. Так мы и шли до самого моего дома, словно воды в рот набрав. Зашли в подъезд, и я уже собралась попрощаться, как вдруг он при­ тянул меня к себе и начал целовать. Все получилось так неожиданно, что вначале я едва не вскрикнула, а потом мне сделалось смешно. Он пыта­ ется поцеловать меня в губы—я смеюсь —и ничего не получается! Влада мой смех озадачил. Он отстранился и подозрительно спросил, над чем это я смеюсь. Если бы я знала! Внезапно до меня дошло, что он может обидеться на мой смех. Тогда я положила руки ему на плечи, при­ поднялась на цыпочки и поцеловала в щеку. Быстро повернулась и убе­ жала. И мне даже в голову не пришло договориться с ним о встрече. А взрывы такого неожиданного смеха со мной изредка случаются. Это бывает, когда я взвинчена, взбудоражена чем-то, когда нервы мои натянуты до предела. Тогда какое-либо движение или слово другого че­ ловека вдруг представляются невероятно смешными, и мной овладевает приступ неудержимого хохота. В такие моменты я просто не владею со­ бой. С Владом произошло то же самое. Хотя он-то этого не знает. Мама зовет. На сегодня кончаю. 5 декабря. Три дня стоит самая настоящая зима. Снежные хлопья падают и па­ дают, словно хотят покрыть пушистым, сверкающим одеялом всю землю. Настроение у меня такое же спокойное, холодное и расплывчивое, как бескрайняя снежная равнина. Последний раз я видела Влада 8-го нояб­ ря. С тех пор о нем ни слуху ни духу. Я думала, возможно, он позвонит мне домой или даже зайдет в институт, но напрасно. Наверное, у него сейчас какая-нибудь Другая девчонка. Сережка заметил, что мне нравится Сычов, и теперь постоянно под­ трунивает. Хорошо ему: везде со своей Верочкой. Прибежит поздно вечером, съест что-нибудь в темпе (по-моему, он вообще не замечает, что ест, по крайней мере сейчас. Дать ему вареную галошу —слопает за милую душу и не заметит) и— сразу в свою комнату. Сядет там в кресло, включит маг (что-нибудь лирическое) и си­ дит часами,"уставившись в одну точку. А лицо такое блаженное, будто он уже в раю. Я знаю, когда у него такое лицо —он думает о ней. Счастли­ вая эта Вера, меня бы так любили! 30 декабря. Дома никого нет. Папа с мамой ушли по магазинам, у Сережки — зачетная неделя. Я подтащила кресло к батарее и перечитываю дневник. Такие чудные восйоминания! Словно перенеслась на какое-то время к теплому и ласковому морю. Как хорошо было! Теперь же все пропало, все исчезло и тоска-тоска-то'ска... Влада с тех пор не видела. Если он не желает встречаться со мной, что поделаешь? А навязываться —не умею. Глупая гордость? Пусть так. От всего этого мне грустно, очень-и-очень грустно. Я должна выки­ нуть его из головы. Просто взять и выкинуть! Я устроилась так уютно, что век не вставала бы. На коленях дремлет Тимофей, и я на нем пишу. Он стал невероятный лентяй, целыми днями спит. Вот сейчас свернулся большим теплым живым клубком и громко трещит: мур-мур, мур-мур... От него прямо-таки исходит покой и дремота. И ничего-то ему не нужно, и ни о чем-то он не думает. Это мне вечно что-то нужно, Что принесешь ты мне, Новый год?