Сибирские огни, 1978, № 8

Нина Соловьева ЛИРИЧЕСКИЙ ГЕРОЙ ПОД КОПИРКУ (Полемические заметки) Жан де Лабрюйер написал: «Читая книгу, нужно вникать в ее смысл, а прочитав, ли­ бо промолчать, либо рассказать о прочи­ танном. Но только о прочитанном — не больше и не меньше. Впрочем, одного ра­ зумения для этого недостаточно: нужно еще и желание». Чаще всего читатель обхо­ дится первым, но однажды наступает мо­ мент, чреватый знаменитым толстовским «Не могу молчать!». Речь пойдет о двух книжках стихов, выпу­ щенных Западно-Сибирским издательством в 1977 г. Это «Тихий свет» Бориса Климыче- ва и сборник «Слышу песню», составленный из подборок В. Быченка, И. Кузнецова, П. Морякова, В. Рябцева, А. Чернышева, М. Шляева. Вышли одна за другой, и это ли сыграло свою роль, или редакторская рука повинна, только похожи они д руг на друга самым удивительным образом. У Морякова есть строчка: «А вот бере­ зам и осинам не перестану поклоняться». Но что это? «Поклонись седой березе и обугленной ветле» — читаем у д ругого поэ­ т а — Рябцева. Поневоле подумаешь — авто­ рам бы вместе работать, а они, сами того не подозревая, перепевают д руг друга. М о ­ ряков пишет: «Как будто бы сама Россия, моя единственная вера, живой водою о р о ­ сила...», и Шляев пишет: «Моя заревая Рос­ сия меня, матерински светла, живою водой оросила...» Неужто издателям не жалко государст­ венной бумаги, ведь совпадения не только дословные, но и, так сказать, «дофразные»? Продолжают перекличку Климычев: «Вот какой у нас сегодня день!» и М оряков: «И день мой — ну это не день ли!». Общие интересы есть у Климычева — «Навоз на грядки тащим. Труд окупится: еще птенцов не выведет скворец, как в каждом д ом е'на столе очутится пупырчатый пахучий огурец» с Чернышевым: «О, чудо малосольное из кадки, пропахшее веселым чесноком». Еще дуэт — у Рябцева сказано «чудо-Родина», у Шляева: «Чудной картиной моя сторона ви­ дится мне и поныне». И в самом деле — чудо, феномен, заслу­ живающий размышлений. Два поэта из сборника приглашают нас в гости — Черны­ шев: «Полны амбары и полны сусеки, дошли соленья и заварен квас. Входите, мои д об­ рые соседи, в передний угол приглашаю вас». Шляев: «И пол помыт, и стол накрыт, друг, заходи сюда ...коль хлеб при нас и соль в кути, и чай — сыщи добрей. Была б охота к нам зайти, а встретим у дверей». Стало быть, авторов связывает д р уг с другом не только один словарь, но и один тематический источник? Посмотрим, так ли это. О тайге, таежной романтике пишут Быче- нок, Климычев, Че)энышев. Из описаний тайги, сделанных этими авторами, можно составить единую по стилю, а иногда и по интонации компиляцию — «В таежном я ж и­ ву районе, где копья елей поднял бор...» (Климычев). «Где дремлю т ели-нелюдимы, где горизонт в сосняк ушел...» (Быченок). Заходит речь о работе, и появляется не­ пременный атрибут — брезентовая роба. Климычев: «Над костром бились тучами мошки, и, брезентовой робой шурша...». Чернышев: «В брезентовой, видавшей виды робе... робил кайлою да лопатою с утра». Есть вещи, вызывающие у всех названных авторов одинаковый восторг,— это, напри­ мер, береза или рябина (некоторые заме­ няют их калиной или осиной), лесной или таежный воздух, единодушно описываемый