Сибирские огни, 1978, № 8
184 ИВАН ПЕТРОВ ет свою рукопись в столицу, теперь уже на имя министра внутренних дел. И снова тер пеливо ждет. Однако и на этот раз ему ни кто не ответил. Все это его серьезно уди вило. Через год он пытается сделать за прос министру, но никакого ответа он не получил и на запрос. М еж ду тем о сочинении старца становит ся известно многим как в Иудиной, так и в Минусинске. Кто-то подал Бондареву совет послать свою рукопись в Минусинский му зей, где с нею смогут познакомиться све дущие в вопросах политики и религии по литические ссыльные. Возможно, они смо гут ему чем-либо помочь. Бондарев не преминул воспользоваться советом. Сняв копию с черновика и надпи сав на конверте: «В минусинскую город скую музею, в дом Белова, где собраны со всего света редкости», тотчас отправил. Организатор музея Н. М. Мартьянов на шел желающих снять с рукописи несколько копий для того, чтобы разослать их видным писателям для отзыва. Первые экземпляры были посланы Глебу Успенскому и Николаю Златовратскому. Как оказалось, посылали не зря. Успенский не замедлил отозваться о Бондареве в печати. В четвертой и пятой главах «Скучающей публики», напечатанной в журнале «Рус ская мысль» за 1884 год, он рассказал об основных мыслях Бондарева, содержащихся в его сочинении. Бондарев был чрезвычайно польщен, что его имя и его взгляды, хотя и в пересказе, наконец-то сделались известны широкому кругу читателей, были напечатаны в столь солидном журнале и столь известным писа телем. Однако радость его была сильней шим образом омрачена тем, что его, суб ботника, Глеб Успенский по ошибке назвал молоканом. Эта описка известного очерки ста послужила для Бондарева причиной глу бочайших переживаний. Мартьяновские переписчики, тем време нем, продолжали свою работу. Очередная копия ссыльным доктором В. С. Лебедевым была отослана в Ясную Поляну Льву Нико лаевичу Толстому. Реакция великого писателя на получение рукописи Бондарева нам известна. В об щих чертах об учении иудинского старца он знал еще из пересказа Успенского. Но ознакомление с подлинными страницами произвело на него значительно более силь ное впечатление. М еж ду Толстым и Бонда ревым завязалась переписка, сильно обна дежившая поначалу деревенского фило софа. Вдохновленный Успенским и Толстым Бондарев пишет одно за другим новые со чинения: «Се человек», «Первородное по каяние», «Гордиев узел», «О любви к ближ нему», «Спасение от тяжкой нищеты». И так же рассылает их. Затем он едет в Минусинск, фотографируется у лучше го тамошнего фотографа и рассылает карточки по тем же адресам, что и ру кописи, и вновь терпеливо ждет. Он не пе рестает верить, что, рано или поздно, его обязательно позовут-таки в столицу. Бело конский рассказывает, что, давая для озна комления свои рукописи, Бондарев обычно предупреждал: «Только долго не держите, а то, если правительство меня потребует, как я поеду без учения?». Но время шло, а все оставалось по-преж нему. По-прежнему молчали царь и его министр внутренних дел. Даже Толстой пи сал, что напечатать его сочинение в Рос сии пока нельзя. Бондарев перестает удив ляться и постепенно начинает возмущаться. Теряя самообладание, он отправляет оче редную копию своего учения в Вену авст рийскому императору и одновременно в Красноярск местному губернатору. И сно ва ждет. Не получив никакого ответа и от губер натора, старик впадает в глубокое уныние, которое затем сменяется отчаянием. Круг замкнулся. Никакого просвета он больше не видит. Наступают трудные для Бондарева дни. Он забрасывает свои хозяйственные дела, предоставив их полностью сыну, времена ми запивает и отделяется в конце концов от семьи в небольшой флигелек типа бань ки, стоящий в углу усадьбы. Чтобы не стать обузой для семьи, он прирабатывает обу чением грамоте местных ребятишек. Быва ли случаи, что их привозили к нему и из соседних деревень. Облегчали его трудные дни, несомненно, только письма Льва Николаевича Толстого. Перед смертью, отправляя племянника Винария с новой своей рукописью в М оск ву, он наказывает ему побольше разузнать о Толстом, о его религиозных убеждениях. Сохранился ответ того Бондареву: «Доро гой друг в Единстве Любви Отчей и доб рый дедушка Тимофей-Давид Михайлович- Абрамыч! Ты спрашиваешь меня: право славный ли Л. Н. Толстой? Он уже почти двадцать годов только то и делает, что в пух и прах разносит , православные суеве рия». В том же письме племянник сообщает сведения и о других людях, которыми ин тересуется Бондарев,— о докторе семьи Толстых Маковицком, писателе-народнике Златовратском. «Рчень жаль, что послан ная из Москвы книжка твоего сочинения и переведенная на словацкий язык не дошла до тебя! — писал Винарий.— А доктора это го зовут Душан Петрович Маковицкий... В Москве есть писатель хороший Николай Николаевич Златоврацкий, он так же стара ется и пишет о горькой участи бедных и темных людей, как и ты. Он тебя любит и уважает, у него есть большой фотопортрет с тебя, написанный с фотографической твоей карточки, рн меня все расспрашивал о твоем житье-бытье, и я ему все рассказывал про твою трудовую жизнь, и отдал в его распоряжение ту твою рукопись, которую ты дал мне при моем отъезде». Письмо порадовало старика. Он несколь ко оживился и даже сделал попытку обра тить на себя внимание нового царя Нико лая II, отправив ему рукопись. В фондах Минусинского музея хранится автограф Бондарева, относящийся к этому периоду его жизни. Он представляет собой
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2