Сибирские огни, 1978, № 8

176 ИВАН ПЕТРОВ Итак, перед нами, с одной стороны, все­ мирно признанный гениальный художник, великий писатель, философ, властитель дум многих поколений людей, а с д ру­ гой — никому не известный, полуграмотный сектант-субботник из глухого сибирского захолустья, называющий себя «изобрета­ телем преполезнейшим», от которого буд­ то бы всецело зависит, взлетит ли в буду­ щем вселенная «на несказанное блаженст­ во» или нет. «Изобретатель», считавший, что если довести его учение «до сведения всякого человека, то не более, как через четыре года, без понесения трудов и без напряжения сил, избавятся все они от тяжкой нищеты и от нестерпимого убо­ жества». Неужели Толстой мог серьезно отно­ ситься ко всему этому? А если нет, то чем объяснить его явно неумеренные отзывы? Счего все началось? Высказывания Л. Н. Толстого о Т. М. Бондареве были широко известны еще в середине восьмидесятых годов прошлого века, т. е. с того самого момента, когда они были сформулированы великим писа­ телем. Встает вопрос: а как же к ним относились его многочисленные биографы, литературоведы и критики все это время? Ставилась ли когда и кем под сомнение эта крайняя степень восторженности Л. Н. Толстого перед «учением» своего сибир­ ского корреспондента? Насколько известно, всерьез никогда и никем. Наоборот’ во все времена она. эта восторженность, всячески утвержда­ лась и еще более преувеличивалась. Во всяком случае, следует отметить, что она всегда очень сильно переоценивалась. Первый шаг в этом направлении был сделан Амадеем Пажэ, автором предисло­ вия к французскому изданию сочинения Т. М. Бондарева. Он уверял своих сооте­ чественников, что Л. Н. Толстой «был так поражен глубиной и справедливостью тео­ рии крестьянина, что окончательно реф ор­ мировал рвою жизнь, согласно проповедо­ ванию Бондарева: он стал ходить за плугом, взял в руки шило, одним словом, стал работать своими руками. Истина, ко­ торую он проводил, не явилась ему во всей своей славе до тех пор, пока Бонда­ рев не сообщил ему свою рукопись». Другой француз — Шарль Ж ид — в опу­ бликованной во Франции брошю ре «Эко­ номические идеи Толстого» также имено­ вал великого писателя «последователем Бондарева». Третьим из иностранцев, кто вслед за Амадеем Пажэ и Шарлем Ж идом повторил утверждение о заимствовании Толстым идей у сибирского ссыльного крестьянина Бондарева, был Феликс Ш ре д е р в труде своем «Толстоизм», изданном в 1893 году в Париже. Еще через год появилась статья н е коего Э угена Генриха Ш м ита «С овр ем енн ое р е ­ л игиозное д виж ение». Ее автор такж е отказывал великому писателю «сметь свое суждение иметь». Но, в отличие от А. Па­ жэ, Ш . Жида и Ф. Ш редера, учителем Л. Н. Толстого на этот раз был назван не Бондарев, а крестьянин Тверской губернии В. К. Сютаев, от которого якобы Толстой и заимствовал свои убеждения и без ко­ торого, по понятиям Э. Г. Шмита, яснопо­ лянский мудрец, безусловно, был бы голым королем. Известно, что все эти утверждения так или иначе попадали в поле зрения Л. Н. Толстого. Как же он относился ко всему этому? Молчал? Делал вид, что не заме­ чает? Протестовал? Да, протестовал. По­ началу, правда, очень деликатно. «Ваша оценка Бондарева,— писал он в письме Ш а р лю Ж иду 3 марта 1892 года,— вполне верна. Н е могу сказать того же относи­ тельно себя, исключительно потому, что невозможно судить самого себя» *. Однако последующ ие книги и брошю ры о Толстом, выходящие • зь границей, вы­ нуждают его на более резкие и ясные объяснения. 21 мая 1893 года Л. Н. Тол­ стой отправляет Феликсу Ш р е д е р у следую ­ щее письмо: «Милостивый государь, я только что прочел ваш очерк и спешу вас поблагодарить за его присылку, так же, как и за ваше письмо. Я редко видел себя настолько полно понятым, как вы это сделали, что долж но ’'бы л о быть для вас тем более трудным , что моя главная работа, которая составляет основу всех д ругих моих гисаний,— крити­ ка православного богословия и соединение и перевод четырех евангелий с коммента­ риями и объяснениями — была вам незна­ кома, как и вообще иностранной публике... Я очень сожалею, что моя жена, давая вам сведения, не указала вам на этот очерк. Однако, несмотря на отсутствие этого писания, наиболее необходимого для того, чтобы составить себе ясное представ­ ление о моей точке зрения, вы изложили главный смысл христианского учения на­ столько правильно, что мне нечего доба­ вить к этому изложению. Имею сделать только два замечания: 1) Это дата, к ко­ торой вы относите писание «Ходите в све­ те», и значение, которое вы придаете это­ му сочинению, которое я никогда не печатал. Это писание — только набросок, который я оставил года за два перед «Крейцеровой сонатой». 2) Это мнение, которое вы высказываете о влиянии на меня религиозных идей Сютаева и Бонда­ рева. Кажется, в «Так что же нам делать?», желая привести разительный пример нич­ тожности влияния, произведенного на меня научной литературой, я где-то сказал, что ни одно писание в течение всей моей жизни не оказало на меня столько влия­ ния, как мысли двух крестьян, которые едва умеют читать и писать. Это выраже­ ние было не только понято в буквальном смысле, но отсюда сделали вывод, что убеждения, которые я исповедовал, были 1 Л. Н. Т о л с т о й . П оли. со б р . со ч ., т. 66, стр . 174.