Сибирские огни, 1978, № 8
БАКЛЫКОВЫ 173 солнцем небо. Увядающая зелень берез в лесополосе. Напряженные, со сведенны ми к переносице бровями, незапыленные еще лица комбайнеров. Отцовское поле Первое поле третьего севооборота... Второе... На первом сейчас наливается не колкий пока, но уже ощетинившийся ячмень, на втором — прикрыла от солнца землю ши рокими листьями кукуруза. Лесополоса между ними тоже вся в сочной и яркой зелени. Порхают меж ветвей пичуги, мело дично потрескиваю1- кузнечики. Совсем иной стала эта степь с тех пор, как сюда пришли первые поселенцы. «Эстетиче ской»— так сказал о ней один из агроно мов — экскурсантов группы, приехавшей в колхоз высокой культуры земледелия за опытом. Эстетика поля... Лет пятнадцать назад это выражение вызвало бы ироническую улыбку у самого образованного колхозно го агронома. А сейчас эстетика все шире и шире входит в обиход земледельца. И потому частят в колхоз имени Мичурина экскурсии, чтобы в самом прямом смысле полюбоваться на чистые, ровные, ухожен ные поля, испытать при одном лишь взгля де на них чисто эстетическое наслаждение. Помню, уже в 1966 году, когда мне впервые довелось побыва.ь в Шуринке, поля мичуринцев завидно отличались от соседних отсутствием сорняков, дружными всходами, безупречно ровными строчками сева. И с тех пор Василия Даниловича по стоянно донимают вопросом: «Как вам удалось добиться такой красоты?» Василий Данилович обстоятельно расска зывает о тех агротехнических приемах, ко торые они вот уже два десятилетия при меняют в колхозе, о сроках сева и методах обработки почвы, но под конец, чуть сму щаясь, обязательно добавит. «Любить надо землю, товарищи. Женщина, как вы знаете, от любви расцветает. Да и любой человек. Вот и земля тоже...» Любить землю... Любить человека... Зна чит, отдавать всего себя без остатка. Ина че какая же будет любовь?! Баклыков, смею утверждать, любит со страстью, с полной отдачей сил. И не только, конечно, Баклыков. Для всех ми чуринцев нет ничего роднее земли, кото рую они берегут и лелеют. Шутка ли — довести среднегодовой уро жай зерна на этой земле до 20,2 центне ра с гектара. А ведь до шестидесятых годов стопудовый урожай был чуть ли не пределом мечтаний. Для тех же, кто начи нал распахивать степь, и пятьдесят пудов были рекордом. Как-то, подумав о первых поселенцах, я спросил Василия Даниловича: — Слушай, а ты мог бы показать, где была отцовская пашня? — Конечно. Подъезжаем к старой, первых посадок, лесополосе, пересекаем ее, и перед мои ми глазами открывается огромное, в три ста пятьдесят гектаров, пшеничное поле. Солнце стоит в зените, и пшеница кажется полинявшей. За день она несколько раз «меняет» свой цвет, то угасая, то вспыхи вая яркой, лишь начинающей золотиться зеленью. — Вот здесь,— говорит Баклыков. — Все это? — Ну, что ты! Одной лошадью дай бог было гектаров пять-шесть вспахать и по сеять. — Видел бы сейчас это поле Данила Петрович, а?! Василий Данилович ничего не сказал, зашел в пшеницу, огладил колосья. О чем он думал сейчас? Вспоминал ли отца с ма терью, или раннее детство свое, когда бе гал босиком по жнивью отцовской пашни? Или озабочен был мыслями сегодняшнего дня, прикидывая в уме, сколько даст это поле в нынешнем году? Не знаю. А я пред ставил себе идущего за плугом мужика по прозванию Данила, в холщовой домотка ной рубахе, просоленной от пота, понурую усталую конягу, узкую вспаханную полоску земли и тихий закат над бесконечной, до горизонта, степью. Вряд ли могло когда прийти в голову Даниле, что меньшой его сын Васятка станет хозяином всей этой земли и что будут приезжать сюда из разных мест люди, чтобы поучиться бе режному, любовному к ней отношению, и что сам директор опытно-показательной сельскохозяйственной станции скажет од нажды своим сотрудникам: «Казалось бы, у нас должны учиться культуре земледе лия, а мы вот вынуждены ездить к Баклы- кову и у него настоящей культуре учиться». — А Саша дедову пашню знает? — пер вым нарушил я затянувшееся молчание. — Нет, не интересовался. — Сам показал бы. — У него поле будет побольше, не де сять десятин, а все пять с половиной ты сяч гектаров. — И тоже — отцовское. — Выходит, так. С Сашей,— а теперь уж, пожалуй, Алек сандром Васильевичем Баклыковым,— пер вое мое знакомство было заочным. Про сматривая старые протоколы заседаний колхозного правления, наткнулся на ре шение от 24 июля 1963 года по которому имя Саши Баклыкова заносилось на доску Почета. — Сколько же тогда лет твоему сыну было? — спросил я Василия Даниловича. ' — Четырнадцать. — И чем же он в такие годы отличился? — Телят пас в школьные каникулы. По лучил хорошие привесы, на уровне луч ших наших скотников. Мне сейчас как-то трудно даже пред ставить парнишку с кнутом, босоногого, в подвернутых штанах, серьезного и озабо ченного важностью данного ему колхозом поручения. Василию Даниловичу не нужны были заработанные Сашей трудодни, до статок в доме был полный, ему важно было воспитать, привить сыну любовь к крестьянскому труду, к земле, которую пахал еще его дед.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2