Сибирские огни, 1978, № 8
БАКЛЫКОВЫ 159 И мне пришел на память подобный же воспитательный разговор, еще по весне, когда мы с Василием Даниловичем стояли на крутом склоне возле сосновой рощи. Точнее, правда, будет сказать — возле бу дущей рощи. Ее посадили в семьдесят четвертом году. Засушливый ветер и зной ное июльское солнце без единого тогда дождичка чуть не погубили нежные, не привыкшие расти на просторе крохотные сосенки. Поливали каждый саженец в от дельности. И выходили. Сосенки успешно перезимовали и теперь набирали силу, что бы пустить первые побеги. Из всех мест окрест Василий Данилович любит именно это. Тишина здесь какая-то особая, радостная и веселая. Щебечут пичуги, насвистывают суслики, шелестят травы. Вид отсюда вели колепен. Справа, напротив — летняя мо лочная ферма, прямо — поливные пастби ща, огороженные тонкими бетонными столбиками. А внизу — тихое и огромное, по здешним масштабам, зеркало пруда. Пруд сделали в семьдесят третьем году. Главная его задача — сохранить воду для полива. Но в пруд запустили сеголеток карпа и карася. Рыбачить кому бы то ни было строго-настрого запретили. И вот мы увидели на косе под обрывом трех па реньков с удочками. Они тоже заметили председателя, но не сорвались, не побежа ли, а степенно и не торопясь смотали удоч ки и стали подниматься по склону чуть правее нас. Василий Данилович пошел им навстречу. — Ну, здравствуйте, молодцы! — Здра-асте,— нестройно ответили «мо лодцы», швыркая носами. — Вы разве не знаете, что ловить рыбу на пруду запрещено? — Так то ж в прошлом году запрещали, а нынче никто еще не говорил. — Ох, Ю рка-Ю рка, я ж и в прошлом году заставал тебя с удочкой. Забыл? — Не-е... — Вот, не забывай... Ну, а клевало? — Не-е... — А почему? Ребята мнутся, не зная что ответить. — Эх, вы, горе-рыбаки! Спит сейчас еще карп. И карась спит. Понимаете? Вода хо лодная. Вон еще забереги не растаяли. Ры бу надо ловить, когда вода в пруду на греется до двенадцати градусов. Ловите сколько угодно, но рыбу сдавайте в кол хоз. А вам, согласно расценкам, еще и зар плату начислю. Идет? Ребята молча кивнули и зашагали прочь. Предложение председателя вряд ли при шлось им по вкусу. Одно дело рыбачить для себя, другое — для колхоза, хоть на этом и заработать можно. Со стороны Салаирского кряжа набежал холодный ветер, взрябил воду, и пруд стал похож на огром ную рыбину с крупной че шуей. — Пруд мы, конечно, не для рыбы строили,— сказал Баклыков, глядя, как и я, на завораживающую взгляд воду.— Рыба так, для порядку. Специально-то ею зани маться некому. А пруд без карася тоже не пруд. Кстати, думаю разрешить ребятиш кам ловить удочками. Как считаешь? — Конечно, надо разрешить. Выловят-то сущ ую ерунду, а воспоминаний потом — на всю жизнь. — Ну, уж скажешь — на всю жизнь! — усмехнулся Василий Данилович. Сам он ни разу в жизни не держал в руках удочки, не ходил в лес за грибами, не сиживал у вечернего костра с охотника ми, отняв у себя тем самым немало про стых человеческих радостей. А если доба вить V. тому, что и курить не пробовал, и больше одной рюмки в самой развесе лой компании не выпивал, то может он по казаться человеком, лишенным всех дру гих интересов, кроме постоянных и не устанных забот о земле. Ну, во-первых, это не так. Василий Дани лович любит играть на гитаре и балалайке, в молодости устраивал даже концерты в клубе, а сейчас прямо-таки по-детски радовался, когда колхозники ко дню трид цатилетия Победы над фашизмом препод несли ему, как фронтовику, современную электрогитару. Он живо интересуется меж дународными отношениями, у него есть свой взгляд на литературу и искусство, хо тя много читать не приходится — не хва тает на все времени. Он наблюдает за жизнью птиц и зверьков и знает об этой жизни немало. А, во-вторых, все-таки не в этой ли приверженности одному главно му делу, умению не распылять себя и кро ется то, что мы именуем талантом? В дан ном случае — талантом земледельца. Баклыков, мне кажется, и по сей день остался прежде всего учителем, воспитате лем, постепенно, но настойчиво внушаю щим людям их великое предназначение на земле, которую им и только им предстоит холить и беречь. И еще талант Баклыкова видится мне в беспредельной, неохватной любви к этой земле, отнимающей у него все время и мысли, в постоянном поиске нового, нужного ей и полезного. Вся сложность сельскохозяйственного производства заключается в том, что, в противоположность промышленности, здесь фактически нельзя ничего точно спланировать. Планы, разумеется, состав ляются — и годовые, и на пятилетку. И кол хозники делают все, чтобы их выполнить и перевыполнить, но... стоит задуть сухо вею, не вовремя пройти дож дю , просы паться граду — и все расчеты летят в пух и прах. — Двадцать восемь лет я здесь предсе дательствую,— с затаенной болью говорил мне Баклыков,— и не припомню, чтоб хоть один год был в точности похож на другой. С каждой весной приходится начинать жить как бы заново. А легко ли это — жить заново?! Вот хотя бы семьдесят пятый год... Всходы были отличные. Просто на за висть великолепные всходы. Пои хорошем июльском дож де — тридцать-сорок центне ров с гектара, как пить дать Но цыплят, как известно, считают по осени А считать- то особо и не пришлось — с трудом взяли по одиннадцать с половиной центнеров
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2