Сибирские огни, 1978, № 8

РАССЛЕДОВАНИЕ 139. — Да разве ж так пьют! Я, бывало, по дюжине стаканов осиливал. И теперь еще полдюжины запросто подыму. — Куприян Гаврилович, а для кого вы года два назад искали винто­ вочные патроны? — A-а... Верно, было дело, искал. Для себя хотел раздобыть патро­ нов. Да не нашел. — Зачем же вам понадобились патроны, если винтовку, как говорите, не держали. — Винтовку не держал,—охотно подтвердил Куприян Гаврило­ вич.—Но у меня с довоенной поры валялся вкладыш. Это, попросту го­ воря, винтовочный ствол. Вдвигаешь его в ствол дробовика, казенная часть у вкладыша подогнана так, что садится в патронник. Ну и стреляй. С виду у тебя дробовик, а на деле —винтовка. — Можно мне взглянуть, что это за хитрая штука? — Лишился я, брат ты мой, и этого оружия. Забрали у меня кара­ бин и мелкашку, оставили голоруким. А душа не терпит, в лес тянет. Тогда-то я и вспомнил про вкладыш. А патронов всего пять штук. Посо- вался туда-сюда —не нашел. Ну, думаю, схожу и с этими. Двинулся в лес. И, как на грех, повстречался со Степкой и Тимохой. Степан на меня попер: опять-де за свое взялся, старый. Конечно, оправдываюсь. Говорю: ни разу не стрелял. Он мое ружьишко с плеча моего стянул, чтобы по­ смотреть, правду ли говорю, чистые ли стволы. А там у меня вкладыш. Вытащил его Степан и в кусты кинул. Патроны тоже отобрал. Миша отодвинул стакан с чаем, навалился на кромку стола. — А патроны он тоже в кусты бросил? — Патроны? Что-то не припомню. — Спасибо за чай.—Миша вылез из-за стола.—Почему вы позднее не поискали вкладыш в кустах? — Искал,—с заметным смущением признался Куприян Гаврило­ вич.—Да не мог найти. Кто-то, должно, подобрал. От горячего чая Мишу прошиб пот. Постоял на улице, остужая лицо. На столбах вспыхнули лампочки, погасив звезды. «Вот и все»,—мыслен­ но сказал себе Миша. Теперь казалось странным, что они так долго блуждали по ложным путям. «Вот и все...» —повторил он вслух с некоторым недоверием. Чего-то ему сейчас не хватало. Нет, с делом все в порядке. Звенья цепочки сомкнулись. А вот ощущение радости —где оно? Ему сейчас скорее даже тоскливо. А почему—сам себе не ответишь. Может быть, потому, что еще раз всем своим сознанием почувствовал беспредельную непростоту человеческой жизни. Или по причине более простой. Все могло завер­ шиться много раньше, если бы... Разобраться, так он только сегодня действовал самостоятельно. До этого был лишь добросовестным помощ­ ником Зыкова. Однако никакая добросовестность не может заменить ра­ боты беспристрастного ума и ищущего воображения. Вот Зыков... Те- перь-то понятно, что Зыков давно что-то почуял. А помалкивал... Но что он мог сказать? Бывают вещи, о которых до поры и сказать-то невозмож­ но, настолько они для тебя самого неясные, невесомые, неосязаемые. Го­ ворить о них то же, что рассматривать снежинку на горячей ладони... Возле дома Константина Данилыча встретил Соню, и вместе напра­ вились в гостиницу. Редкие лампочки цедили на дорогу скудный свет. Стайки парней и девушек тянулись к поселковому клубу. Громко разго­ варивали. Смеялись. Пели частушки. Чьи-то неумелые руки терзали ги- тару. — Что-то помалкиваешь сегодня? —спросила Соня. Он не ответил. Говорить совсем не хотелось. — Ну помолчи. Я тоже помолчу. Хотя есть что сказать —день был интересный. Но сделала вывод: с тобой делиться мыслями опасно.