Сибирские огни, 1978, № 8

РАССЛЕДОВАНИЕ 125 до времени о дневнике никто не знал. Все Миша... Принес дневник, ког­ да его, Зыкова, в гостинице еще не было, на радостях похвастался наход­ кой перед Соней. И вместе с ней успел прочесть записи. Сейчас они об­ суждали прочитанное, и Зыков невольно прислушивался к их разго­ вору. —...поступил честно, больше того, благородно и человечно,—убеж­ дала Соня Мишу.—Но доброта должна иметь границы. Без них она мо­ жет легко превратиться в свою противоположность. — Не увлекайся, Соня. Доброта, благородство, человечность^ да еще и безграничные —вон куда хватила! Выдумка у тебя безграничная —это точно. — Послушай, Миша, ну что у тебя за манера —все заземлять! И все низводить до элементарщины. Мне же нужно совсем не то, что вам. Вам —факты, мне—образы. И образ Степана Минькова для меня при­ открылся с новой стороны... — Но ты совсем пренебрегаешь фактами. Жениться на женщине, не любя ее,—какое же это благородство! Это, извини, иначе называется. — Как? — Сказал бы'... — Сказал бы, да сказать, Мишенька, нечего! — Ты забыла, что говорил Миньков. Он сказал, что жену не любил. Сам сказал. — Я .прекрасно помню, что он говорил. У меня тоже были на этот счет кое-какие сомнения. Но...—Она повернулась к кухне, где в это вре­ мя раздался дружный хохот.—Что за дурацкая игра! И это веселье! Ви­ дишь ли, Миша, что немыслимо в нормальных условиях, то становится возможным и даже необходимым в исключительных. Вера. Михайловна оказалась в таком положении, что Степан Васильевич стал для нее той соломинкой, за которую хватается утопающий. Уши у бедного Миши раскалились до малинового цвета, пррсто бы­ ло удивительно, как от них не воспламенились кудри, но он—мужест­ венный все-таки парень! —не потерял присутствия духа. — Увиливаешь, Соня. И я знаю —почему. Тут как раз твоя логика чувств против тебя щетинится. — Это ты щетинишься. Против Степана Васильевича. И я тоже знаю —почему. Он больше других ждет результатов вашей работы. А вам сказать нечего, и это раздражает. Если ты честный человек, при­ знайся, что это так. — Это не так. Просто я чувствую, что твой Степан Васильевич... Зыков предостерегающе кашлянул. И вовремя. Разгоряченный спо­ ром Миша напоминал молодого петушка, готового доказать, что у него и шпоры острые, и клюв крепкий. Салага чертов! Зыков с силой хлопнул тетрадью по колену. — Изведете меня! В одно ухо —доминошники, в другое —полунош­ ники. Приберегли бы эмоции для чего другого. Тебе, Миша, известно, что в нашей, например, работе избыточная чувствительность вредна. Скоро­ палительные выводы —от нее, родимой. Миша виновато умолк. А Соня поправила очки, съязвила: — Избыток чувствительности? Да ее у вас вообще нету! — Верно, нету,—обрадованно согласился Зыков,—Знаете, что я вам скажу, Соня? Берите-ка за рукав Мишу и тащите на улицу. Сидит, пони­ маешь ли, умничает, а там —воздух, сосны, волны, луна. — И хитрый же вы! Дайте лучше тетрадь, я немного поработаю. — Тетрадь я пока не дам. Мне кое-что уяснить требуется. И просьба к вам будет: о дневнике никому не говорите. — Ясно,—сказала она, поднимаясь.—Ну что же, пойдем, Миша, изящно выражаясь, прошвырнемся.