Сибирские огни, 1978, № 8

122 ИСАИ КАЛАШНИКОВ — Чего там! Ничего! Тимофей обрадовался, что он уходит. Поднялся, опережая гостя, и двинулся к двери —распахнуть пошире, потом захлопнуть покрепче. Но Зыков не торопился. Встав, выглянул в окно, густо засиженное мухами. По улице торопливо пробежал мальчик в кургузой курточке, прошли мужчина с женщиной; о чем-то озабоченно разговаривая, промчалась машина, взвихрив серую пыль. — Странная, Тимофей, штука —-жизнь. Странная потому, что не всегда справедливая. Вера Михайловна была душевным, добрым челове­ ком. Ее нет. А бездушный, злобный ненавистник —ее убийца —ходит по земле, пьет, ест, и кусок не застревает в его горле. После чистого байкальского воздуха особенно ощутим и приторен был запах лекарств. Миша сидел в комнате, откуда в последний раз ушла Вера Михай­ ловна. В шкафу висел ее халат и накрахмаленная шапочка. На столе под стеклом лежал календарь, некоторые числа в нем были обведены чернилами. Помечены были и числа этого, рокового для нее месяца, и последующих до конца года. Для чего выделяла эти дни она? Возмож­ но, что-то надо было сделать на работе, представить отчет, заказать лекарства, а может быть, кого-то поздравить с днем рождения. Челове­ ка нет, и дело его уже никто не доделает. Напротив Миши на кушетке, обтянутой клеенкой, сидела Марийка, посматривала на него со смесью любопытства, уважения и боязни. — В этой комнате после Веры Михайловны был кто-нибудь? — Нет. Как Вера Михайловна замкнула, так и не отмыкали. Она замкнула и ключ мне подала. Еще сказала: до завтра, Марийка.—Гла­ за у девушки заблестели, губы скривились. — Только давай без этого,— строго сказал Миша.— Без этого са­ мого... — Вспомню, реветь хочется. Но я не буду. Честное слово. Вера Ми­ хайловна никогда, бывало, слезинки не уронит. Все в себе носила. — А ее что, обижали? — Да нет! —с досадой запротестовала Марийка.—Кто такого че­ ловека обижать станет! Без обиду не по себе бывает. На меня вот иной раз смешливость наваливается —удержу нету. Смеюсь, а сама уже знаю—к слезам это. И верно... — Тонкое наблюдение. Потом расскажешь подробнее. А вот Вера Михайловна... Ей часто бывало не по себе? — Это мне не по себе бывает. У Веры Михайловны по-другому бы­ ло. Сколько раз видела, сядет за этот самый столик, подопрет руками ще­ ки—глаза открытые, а, замечаю, ничего не видят. Скажешь что-нибудь, она спохватится, за дело примется. Или строгое что-то мне скажет, чтобы с глаз исчезла. Не хотела, чтобы ее такой видела. — Степан Васильевич за ней приходил часто? — Да нет. И когда-приходил, Вере Михайловне, по-моему, это не нравилось. — С чего ты взяла? —Миша вдруг спохватился, что говорит с де­ вушкой на «ты», поправился: —С чего взяли? —Получилось неловко, но Марийка ничего не заметила. — А вот с чего... Она бывала и веселой. Шутит, смеется, больных подбадривает. А придет он, сразу другой делается. — Вы видели, как в тот вечер пришел Миньков в больницу? — Я как раз в коридоре была, когда он зашел. — Он пришел один? — Конечно. Он всегда один приходил.