Сибирские огни, 1978, № 8

112 ИСАИ КАЛАШНИКОВ — С м о три , М иш а. Почти как у Л е р м о н т о в а . На севере диком стоит одиноко На голой вершине сосна, И дремлет, качаясь, и снегом сыпучим Одета, как ризой, она. — Как просто. И как прекрасно.—Соня сдержала вздох. — Это не сосна. Это кедр,—сказал Константин Данилыч. — Храброе дерево,—проговорил Миша, думая о том, что кедр со сваленной в одну сторону кроной похож на флаг, на зеленое знамя тайги, но вслух об этом не сказал: сравнение это рядом с торжественно-ясными строками Лермонтова не звучало, и он мог нарваться на насмешку чув­ ствительной к слову Сони. — Это кедр,—уважительно-горделиво повторил Константин Дани­ лыч.—Славное дерево. Царь-дерево. — Я люблю кедры,-—сказала Соня.—Они красивые. Хвоя густая, длинная, мягкая, руками потрепать хочется. — Каждое растение свою красоту имеет. А тут не одна красота.— Старик прикурил трубку, пыхнул дымом.—Возле кедра пропасть всякой живности кормится. И птица, и серая мышка, и мишка косолапый... Ну и человек, понятно. Только за орехи кедр почитать можно. Но это не все. Древесина у него добренная. Податливая в работе, на цвет приятная. Опять же и легкая, и прочная. Самые ходкие лодки из кедрины делают­ ся. Теперь другое... Вот ты, парень, сказал, что храброе дерево. А ведь верно. Подымитесь в горы. На высоте, где и летом-то прохладно, а о зиме и говорить нечего —камни от мороза лопаются, любое другое дерево гибнет. А кедру лютый холод нипочем. Правда, на верхотуре он уже не тот, что внизу, растет не вверх, а вширь, по земле стелется. Ему за это имя особое дадено —кедровый стланик. — Кедр здесь рубят? —спросил Миша. — Всё у нас рубят. Не шибко разбираются. И кедр, и осину в одну кучу валят. Беда... Видите голые склоны? Хорошая тайга была когда-то. Подчистую срезали. Запустошили землю. Сейчас, конечно, такой дурости нету. Но и сейчас... Возьмите для сравнения хлеборобство. Дана колхо­ зу, к примеру, тысяча га земли. Ну и смекай, что можно получить с каж­ дого гектара. Нынче урожай получи и о будущем годе подумай, иначе без штанов останешься. С лесом все иначе. Отводим леспромхозам лесосеки. Начинается заготовка древесины. Ствол взяли, а вершину, сучья, хвою, пни-коренья бросили. Говорят, что сил не хватает, техники и все такое. Ну ладно, не хватает, потерпеть можно. Только, по моему разумению, не тут собака зарыта. Выпластал леспромхоз одну лесосеку —перебрался на другую, потом на третью. Землю исковыряли, подстилку содрали, под­ рост вытоптали. И горя мало. А дали бы леспромхозу те же тысячу гек­ таров—вот, голубчики, ваша земля, и все, что на ней есть, тоже ваше, другого не ждите. Тут поневоле мозгами шевелить начнешь. Где-то дере­ во срубишь, а где-то и обождешь. И орехи, грибы, ягоды соберешь, и зве­ ря привечать станешь, чтобы плодился и множился, увеличивал доход­ ность гектара. — Не думаю, что есть смысл так вести дело, когда не тысячи, мил­ лионы гектаров тайги остаются не освоенными,—возразила Соня. — Вот-вот,—подхватил старик.—Так же многие другие думают. Нам бы только осваивать. Считается, что если в тайгу не запахался трактором, то она и пользы не дает. Вы будто не знаете, что в мире де­ лается. Люди изгадили землю. Клюнул жареный петух, за голову схва­ тились. У нас, слава богу, есть еще леса, человеком не тронутые, реки, отбросами не отравленные. Есть. И быть должны. Иначе нас проклянут внуки.