Сибирские огни, 1978, № 7

страдающий одышкой и болью в сердце. Но прикоснуться к останкац так и не смог. , Тогда, в смятении, он выпил прямо из горлышка оставшуюся водку разделся, встал на четвереньки и попробовал еще раз превратиться вещь, уйти от ответственности, уйти от людей и человеческих законов. Чугунный Давид шагнул с постамента, мягко прикоснулся к его склоненной шее игрушечным мечом, Медуза приоткрыла веки, и человек ощутил, как деревенеет его тело, стекленеют глаза и голова наливается свинцом. Сквозь узкую прорезь он увидел себя, отраженным в застекленном шкафу. На полу стояли часы в пузатом футляре, и тяжелый свинцовый маятник равномерно отбивал секунды. Возможно, последние. Прикосновение крыльев Утром выпал третий за эту осень снег. Он долго падал в темноте, из окна были видны только серые пятна, плывущие сверху вниз. Если бы Глеб не знал, что снег приносят тучи, то можно было подумать, что это воздух сгустился, и клочки замерзшего газа скоро разрастутся и займут все свободное пространство, и станет нечем дышать. В эту ночь к нему снова пришла бессонница. Как назло, дома не оказалось снотворного, и он был вынужден пролежать на диване в темноте, долгие часы следя за сгущением холодного воздуха и воображая себе,’ что снег стоит на месте, а дом вместе с ним, с Глебом, летит вверх — и конца полету не видно. Думать ни о чем не хотелось, но все равно думалось, непроизвольно, по инерции, вяло и неторопливо мысли связывались в ассоциаций, и конец мысли совсем не вытекал из ее начала. Он смотрел на гравюру на стене, где веселый Мюнхаузен летел на ядре навстречу туркам, и по созвучию к нему пришло слово Мюнхен, а потом женское имя Гретхен и Грета Гарбо заграничное диво, и город Дивногорск, и все, что связано с ним. На кухне капала вода, и со следующим словом «горы» он вспомнил пещеру, в которой заблудился в детстве, сталактит, освещенный предпоследней спичкой, и прозрачную каплю воды на его острие. На вкус она была горьковатой, и сейчас, через много лет, он снова ощутил на языке едкий вкус известковой воды. И сразу же пришло ощущение поте- душнуТИ И СТрЗХа’ И комната превратилась в пещеру, сырую, холодную, Тогда Глеб встал, включил свет и по голосам, доносившимся из соседней квартиры, понял, что наступило утро. Как всегда по утрам, соседка ругала своего сына, а он отвечал тонким голосом, невнятным, монотонным, иногда плакал, и соседка распалялась еще больше и, наверное, била мальчишку. «Интересно, за что она его бьет? — подумал лениво Глеб— Что может сделать маленький мальчик?». Он прошел на кухню, засыпал кофе в кофеварку, и, пока она булькала на газе, сидел, думал о разном, и слушал голоса за стеной. Похоже было, что мальчик заперся в ванной и плачет там один, а мать кричит на него из-за двери, и уже отец вклинил свой бас, и только неясно кого ругает он жену или сына, или, быть может,— обоих «Что им не хватает? — подумал Глеб,— Что им /всем не хватает? Ведь можно жить спокойно и мудро. Жизнь коротка, и ничего не успеваешь сделать, а тут еще война в доме, беспрерывная, истощающая силы