Сибирские огни, 1978, № 7

69 не любил ничего, кроме скрипки, и не обращал внимания на слова и славу. Почитатели досаждали ему, да и публика тоже — потому что целиком состояла из почитателей Тогда скрипач оставил город и на метеостанции, в скалах, над хмурой пропастью стал играть для самого себя. Но так ему, конечно, лишь казалось — ведь пастухи и крестьяне из семи сел окрест утром оцепенело глядели в небо, слушая его и забывая работу... Потом скрипач вернулся в город и начал строить дом. Некоторые говорили — жена настояла... Некоторые — сам захотел... Но так или иначе скрипач строил дом — таскал кирпичи, месил раствор, корчевал пни; месяц, еще пятнадцать дней, еще неделю, день... И если раньше он, в основном, играл, то сейчас — кирпич, раствор, кирпич, раствор, кирпич, раствор... И вот дом готов, идут гости, идут незнакомые и друзья, восхищаются домом, стенами дома, садиком перед домом и деревьями в садике, и вдруг кто-то случайно вспомнит: — Сыграй что-нибудь!.. Скрипач возьмет скрипку, но руки дрожат, руки исцарапаны, пальцы как чужие, не слушаются, не чувствуют смычка, скользят по струнам... — Не расстраивайся! — заметит кто-то.— Зато дом у тебя хорош! Что было после, не знаю. Не спрашивал, не интересовался. В глазах моих стынут горы и пастухи и крестьяне из семи сел окрест, оцепенело глядящие в онемевшее небо.... Перевел Геннадий П Р АШ К Е В И Ч