Сибирские огни, 1978, № 7

54 рию Геннадьевичу очень хотелось, чтобы она прикоснулась к нему, провела рукой по щеке, что ли. Не дождавшись, он сам взял ее руку, сильно сжал и, догадываясь о ее мыслях, заговорил: — Я не шучу! Галина, я не шучу! У меня душа изболелась... А тут еще сон дурацкий... — Сон? — ухватилась она за последнее и наиболее понятное слово и пошутила: — Ты стал суеверен? Да? Днем мне толковал про гармонию, про алгоритм... Такой философ, ученый... А теперь — сон?.. — К черту! К черту всякие рассуждения! Алгоритм! Гармония! У меня в душе дисгармония!..— И стал тереться щекой о ее ладонь, которую все не выпускал, и опять говорил, может быть, лишь немного успо- коенней: — Почему же ты меня не любишь? Почему? Неужели я не достоин твоей любви? Жена высвободила руку и сама погладила его по щеке, легко похлопала по ней: — Не знаю, что на тебя нашло... Сколько лет мы с тобой? А? Ты вспомни-ка! — Не знаю! Не хочу знать! Я этого не чувствую... — Ну, хорошо! А сам-то ты меня любишь? Валерий Геннадьевич, не отвечая, смотрел ей в лицо, знакомое до последней черточки, в глаза, в которых не было уже ни сна, ни апатии, и думал, что было же у них с Галиной что-то, было, что в молодости так стремительно толкнуло их друг к другу и, может быть, еще не кончилось* еще живо, и поэтому они вместе, уже столько лет вместе... — Ну-у! — по-сибирски растягивая гласный, напомнила Галина Петровна. Валерий Геннадьевич, все не отвечая, притянул ее к себе, теплую, большую, и стал целовать в шею, в плечо, сдвигая мешающую ему ночную сорочку. Удивительно! Жена не отталкивала его, ничего не говорила из того обидного, холодного, что она обычно произносила в таких случаях. Он совсем спустил ей сорочку с плеча, потом с другого, обнажив груди, и целовал, целовал их, испытывая невыразимое, захватившее его целиком, наслаждение. Она молчала, но рука ее легла ему на затылок, потом скользнула на лоб, она отодвинула его голову, поцеловала в губы и быстро прошептала: Постой! Мне неловко сидеть. Я лягу,— и тут же, в один миг, легким девчоночьим движением вскинув руки, сбросила ночную сорочку. Он прилег рядом, тесно прижался, стараясь обхватить руками всю ее сразу, целовал, куда придется, задохнувшись, оторвался и проговорил: Галка! Галка! Какая ты! Ах, какая ты! Я же тебя не знаю... Я забыл тебя. Я не могу оторваться от тебя!.. Мне хорошо... Она отвечала ему вздрагивающим голосом: Ты никогда так не говоришь! Ты никогда меня не ласкаешь!.. Ах, я дурак! Дурак набитый! Я сам стал будто на полупроводниках... Без души, без тела!.. Будь снова моей! Я тебя прошу! — А я и есть твоя!.. Галина вздрагивала, и он спросил: — Тебе холодно? Ты дрожишь... Дурной! — прошептала она и сильно обхватила его шею руками. Уставшие от полноты испытанного наслаждения, успокоенные, они уснули в обнимку, как в молодости, на узком диване, забыв обо всем на свете... А поезд их уже пересек границу Крыма. Валерий Геннадьевич успел лишь мельком, в окно, увидеть над зеркальным блеском, на желтом бугре, поднятую невысоко на металлической опоре надпись — Крым. По ста