Сибирские огни, 1978, № 7

к 35 — Ты что, не догадайся? От Зольки! — От Зольки? — не понял Валерий. — Ну да! От Изольды. Мы ее Золей зовем. — А ты откуда ее знаешь? — Да мы до разделения школ в одном классе учились. И сейчас в одном доме живем. На Революции, знаешь? — А-а. — Ответ-то напишешь? — Ответ? Ага! Ладно. Я потом. До уроков ли ему было в тот день! Он все сочинял ответ. Но что же он мог написать? Если бы он решился или если бы .знал, что можно так, сразу же, то написал бы ей о своей любви, о ее силе, о ее власти над ним, о том, что она заполнила его всего, стала смыслом жизни!.. О свидании он не сказал даже маме. Возможно, она догадывалась, потому что не спросила, куда он собирается. Вечерами, если он выходил погулять на улицу, он не надевал ни брюк навыпуск, ни пальто. Мама только спросила: — Ты надолго? — Нет! Не знаю:.. Я погуляю. — Хорошо. Лишь одно мгновение кольнуло его чувство вины перед мамой — у него никогда не было от нее тайн. Но он уже на улице, уже идет по дощатому тротуару, уже подгоняет себя — не опаздывает ли, что-то очень заметно стемнело. Сердце стучит, как после быстрого бега, в нем смешались страх и радость, нетерпение и смущение. Он поднял голову к звездному апрельскому небу, будто желал сориентироваться в пути, увидел знакомые созвездия, они были высоки и величественны, внушали спокойствие. Пахло оттаявшей землей и снеговыми ручьями. На всю жизнь этот запах останется в его памяти как запах первого свидания. К назначенному месту — напротив театра «Красный факел», они пришли одновременно, прошептали то ли «Здравствуй!», то ли «Добрый вечер!» и, не говоря больше ни слова, пошли в темень весенних улиц, дальше от проспекта, в сторону Оби. Они шли довольно быстро, будто знали, куда и зачем идут, на самом деле даже понятия не имея, по какой улице проходили, в какие переулки сворачивали. На пути очень часто встречались то лужа, то грязь, ему бы предложить ей руку, самому взять Золю под руку, но он стеснялся настолько сильно, что руки свои держал по швам, прижатыми к бокам, будто боялся ненароком задеть, прикоснуться к Золе. Как мучительно трудно было сказать первое слово! Хоть какое!, Не удивительно, что она не поняла, когда он выдавил из себя похожее на стон: — Вам не холодно? — Что? — Кажется, тепло. — А! Да! Они дошли до Красного проспекта и снова свернули в полутемные параллельные улицы, и опять мучительно молчали и боялись прикоснуться друг к другу, страстно этого желая. Золя сама прервала их свидание, сказала: «Мне больше сегодня нельзя. Я бегала к подружке за учебником». И засмеялась. У ее дома она протянула ему руку, он ее взял, ладонь в ладонь, они словно бы тотчас спаялись, их было не разъять, они не могли отпустить руки. Снова перешли на шепот. —- Я напишу,— сказала Золя. 3