Сибирские огни, 1978, № 7

к 31 — Да я всю жизнь подозревал, что ты такой!.. — А ты—...! — А я вот сейчас заявление в местком напишу, что ты меня в своем кабинете, в рабочее время, вот так-то. — Кто тебе поверит? — А ты отопрешься? — Иди ты!.. — Нет, ты ответь, ты отопрешься? , — ...! — Я знал, что ты такой! Конечно, отопрешься. Валерий Геннадьевич вышел от Яновича как после драки дыхание сбито, грудь болит, и кулаки все еще чешутся. По дороге к дому он успокаивал сам себя: «Ничего страшного! Два мужика, знающие друг друга тридцать лет, поругались один на один, не стесняясь в выражениях, ну и что, ничего страшного. На этом все и закрывается. И никто об этом не узнает, и никому до этого нет дела. Янович ругался, но и сам я не отставал...» И вдруг выплыло это решение. Откуда? Из каких глубин? Сперва он подумал: «А на какой черт мне «Лада»?» И тут же сразу пришло решение — к морю! «Надо ехать к морю! К морю! К морю!» твердил он про себя, не замечая, что остановился посреди улицы, на самом солнцепеке. Он заторопился домой. Это как раз был день, когда жена с дочерью приезжали помыться они отдыхали в пригородной деревеньке Федосеево. Валерий Геннадьевич едва дождался их и тут же обрушил свое решение:— Мы едем к морю! Девчонки, мы едем к морю! Все решено и подписано! Светка бросилась к нему с поцелуями, жена присела на диван, улыбалась, но смотрела недоверчиво. — Что-то не получилось с машиной? — спросила она. — Не получилось. И черт с ней! Что не делается, все к лучшему. Янович опять интригует. Это я тебе позже расскажу. А сейчас давайте соображать и собираться в путь-дорожку. Валерия Геннадьевича всегда удивляло отношение собственной жены к его неприятностям, которые последнее время случались все чаще. Он считал, что жена должна быть всегда на его стороне, поддерживать его, сочувствовать. Ничего подобного не случалось с Галиной Петровной. Она никогда не жалела его, а наоборот, начинала на него злиться, если у него происходило какое-то столкновение на работе. Злилась, молчала и смотрела на него с плохо скрываемым подозрением. В чем она его подозревала? Он ее несколько раз об этом спрашивал, но она пожимала плечами, отговаривалась: «Тебе показалось». Но он-то ясно видел и понимал, что его неприятности вызывают у жены злость и подозрительный взгляд. Это его страшно бесило. Ведь он был всегда предельно правдив перед ней. И не только перед ней. Он всегда отличался правдивостью. Он все-таки во всех подробностях рассказал жене о разговоре с Яновичем. И хоть знал, что не дождется от нее сочувствия, надеялся на него Потом он ругал себя за эту откровенность. Он, как всегда, уж слишком разоблачался перед женой. Слишком во всем ей открывался. Может быть, в этом тоже была виновата его правдивость? Мама говорила ему: «У тебя не хватает чисто мужской твердости. Может быть, даже жесткости. Я не смогла тебе этого дать. Ну, я-то и не считаю это необходимым... А многие женщины ждут этого, нуждаются в таком обращении».