Сибирские огни, 1978, № 7

26 Тогда он подумал, что, в сущности, ведь ничего не знает о Яновиче. Может быть, он жестокий ревнивец, изводящий жену подозрениями и скандалами. А , может быть, он деспот, семейный тиран. Или вообще садист? Ведь, если бы кто-нибудь стал уверять его в том, что Янович именно такой, как он о нем сейчас думает, он не смог бы ничего возразить, потому что он ничего не знает. А запуганные глаза жены Яновича свидетельствовали бы в пользу самых страшных подозрений. С этой ли случайной встречи или чуть позже, а может быть, наоборот— раньше, но начался неизбежный период отрезвления и РАЗЛИ ЧЕНИЯ . Боже мой! Как же он ничего не замечал так долго! Ведь эти льстецы и подхалимы, окружившие Яновича, давно и явно насмехаются над ним, над его замечаниями, над его выступлениями. И делается это с молчаливого согласия и одобрения Яновича. Он вдруг сразу заметил снисходительные улыбочки, усмешечки, перешептывания. Он растерялся. Потому что все это было совершенно несправедливо. Он не давал повода для насмешек, он знал не меньше, а часто больше этих насмешников, у него был опыт за плечами... Потом пришла злость. Он думал о Яновиче, что тот использовал его в своих целях, а теперь, когда они достигнуты, хочет избавиться от него. Или значительно снизить, подорвать его авторитет. Чтобы не было рядом человека, которому он, Янович, многим обязан. Нет, пусть рядом будут только те, которые сами всем обязаны своему шефу. Такое объяснение было вполне логичным и очень в духе Яновича. Тогда Валерий Геннадьевич перестал их различать, воспринимая как одну, не дифференцированную массу. Так он выражал им свое презрение и нежелание разбираться с ними, выслушивать их, понимать. Слово РА ЗЛИ ЧЕНИ Е , непременно заглавными буквами, это понятие, он произнесет в своих мыслях впервые только на море, вспоминая свои обиды и свою неприязнь к компании студентов в поезде. Человек, не знающий астрономии, никогда не интересовавшийся картой неба, может тысячу раз смотреть на него, но он не выделит даже самые яркие, самые выдающиеся созвездия, которые, кажется, просто нельзя не заметить. Спросите его, что он видел, он скажет — звезды, и все. Точно так же на лугу, усеянном разнообразнейшими травами и цветами, незнакомый с ботаникой какой-нибудь современный городской житель не различит ни одного цветка или разновидности трав. Европеец, никогда не видевший китайцев, попавший в их толпу, долгое время не будет отличать одного от другого, все они будут казаться на одно лицо. Чем больше РА ЗЛИ ЧЕНИЙ может произвести человек, тем больше развит его ум, тем больше он знает... Валерий Геннадьевич, конечно, понимал, что, видимо, все это давно открыто и объяснено где-то в философии и психологии, но он-то для себя формировал все впервые и совершенно самостоятельно. И он с удовольствием предавался философствованию. И уж, конечно, целиком его выдумкой было считать Н Е Р А ЗЛ И Ч Е НИ Е не только выражением невежества, незнания, но и презрения к тому предмету, который не различается во всем многообразии его сторон и свойств, а воспринимается как некая плохо оформленная масса, обладающая только одним малосимпатичным свойством, оправдывающим твое равнодушие к нему. Но вся эта философия придет в голову Валерию Геннадьевичу толь