Сибирские огни, 1978, № 7
решится, и работает хорошо; но все же — писатель тонко сумел показать это — С е менова прежде всего интересуют вопросы личного преуспеяния, собственного прес тижа, а не судьбы людей, которыми он ру ководит. Позже мы увидим, как эти и другие пер сонажи «вписываются» в общую картину, дополняя важными оттенками главную мы сль повести. Герои первого плана тем более удались автору. Кроме Сергея Егорова, это д в е' ак трисы — Николина и Савельева. Именно в этих образах с наибольшей полнотой выра жен пафос всей повести. Ю лия Савельева — певица, так же как и А лександра Николина. Савельева умна, расчетлива, рвется к успеху, не брезгуя при этом любыми средствами. Не случайно звуковик Фабрицкий говорит С ергею Его рову: «— Ф игур ка у нее ничего, в кондиции... Ну, глазки там ... А зубки, между прочим, заметили? Маленькие и — внутрь загнуты, как у акулочки... А при чем тут зубки, а при чем тут глазки? Петь надо!..» Впрочем, довольно скоро мы убеждаем ся, что Ю лия Савельева — действительно хищница по натуре, умная, хитрая, изворот ливая, лицемерная, не лишенная обаяния, и тем более опасная. Мы не знаем, как она добилась почетного звания заслуженной ар тистки (если не считать замечания того же Ф абриц кого: «В присвоении звания тоже бывают ошибки; кто не ошибается, тот ни чего не делает...»), но то, что мы о ней зна ем , средства, с помощью которых она всег да оказывается в центре внимания, прояс няет стиль ее поведения, стиль всей ее жизни. Если Савельеву можно причислить к тем, кто, по словам К. С . Станиславского, любит в искусстве себя, то Александра Николина из тех, кто любит искусство в себе и пре данно служит ему всеми силами, брезгливо сторонясь компромиссов. Хочу оговориться — Ю . М агалиф не пы тается сделать из Савельевой плоскостную ф игуру, плакатное олицетворение зла. Нет, это образ многомерный, Юлия Савельева способна и на добрые поступки, продикто ванные не только актерской солидарно стью , но и человеческим чувством. Именно Савельева первой оказывается в больнице, когда случилось несчастье с дочерью Нико- линой; именно Савельева восстает против решения Егорова сообщить об этом не счастье Николиной: «— Ты что, с ума сошел? — Савельева от прянула от меня, посмотрев недоуменно и презрительно.— Вы! Что вы понимаете в этом! Она же на гас-тро-ли едет! На гас- тро-ли за гра-ни-цу! Никаких сообщений!» И тут же предлагает, как можно помочь д е вочке и успокоить Николину. Обычно — об этом не раз писали — поло жительные образы удаются меньше, неже ли отрицательные. Ю . М агалиф сумел нари совать обаятельный образ прекрасной ак трисы, чистой и умной женщины не менее впечатляюще, чем тип карьеристки, какой по сути является Савельева. И дело не в том, что так уж полно писатель рассказал нам о жизни Николиной. Как раз о многом, очень существенном, автор или умолчал, или сказал очень скупо. Но он сделал более важное для читателя — раскрыл о б р а з м ы с л е й Николиной, ее мировосприятие, те нравственные законы, те этические нор мы, по которым она живет, неукоснительно их выполняя, не позволяя себе отступить от них даже на волос. Обратим внимание вот еще на что. Вос создавая подкупающий силой характера, чистотой, мудростью облик Николиной, писа тель меньше всего собирается идеализиро вать эту женщину. Вот Сергей Егоров впер вые видит Александру Николину: «Я искоса смотрел на ее лицо: нет, не очень кра си во е— широкоскулое, удивительно серь езное, почти строгое. Она казалась чуть по старше меня; и дело тут не в количестве морщинок (их было не так уж много), но в особом выражении этого лица. Я уверен, что человеку любого возраста,— кто бы ни взглянул на Александру Дмитриевну,— по кажется, что она взрослее его». Легко заметить, что автор стремится выс ветить внутреннюю суть этой женщины, ее нравственный облик, но делает это, как уже говорилось, ничуть не романтизи руя ее. Полнее всего раскрывается Николина в своем отношении к искусству. Более того — смысл всей повести мы постигаем в первую очередь потому, что можем сопоставлять те принципы, которых придерживаются Ни колина и Савельева. Представляется, что в «Документальном кино» автор высказал самое задушевное — свои мысли об искусстве. Слово «высказал» здесь не следует понимать буквально: не высока была бы цена художественного произведения, если бы оно исчерпыва лось «высказываниями» — даже самыми верными. Ю . Магалиф выразил свои мысли в зримых картинах-, столкнув разных людей. Все эти люди причастны в той или иной ме ре к искусству; в большинстве своем они менее всего собираются теоретизировать о задачах искусства, его средствах, его целях, но своими действиями достаточно полно обнажают свое отношение к нему, к тому, что они могут ему д а т ь и что хотят п о л у ч и т ь (или в з я т ь) от него. Было бы ошибкой счесть главным в пове сти возню мелких самолюбий, жалких инте ресов, корыстных побуждений — это та видимость, которую можно лишь по недо разумению принять за суть. И как ни выра зительно написаны звуковик фабрицкий или монтажница Лена Желткова, или оператор Покатаев, оказавшийся с Савельевой одно го поля ягодой (они — единомышленники, оценивающие искусство с позиции: «что лично я могу от него получить», хотя никог да д р уг с другом на эту тему не говорили), как ни хороши эти образы, суть повести —• в утверждении подлинного смысла искус ства, требующего от любого, кто решил по святить ему себя, безраздельного служ е ния. Пусть эти слова не покажутся излишне торжественными — всем строем произведе ния автор утверждает святую жестокость
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2