Сибирские огни, 1978, № 7

Кони — в пене, и волки — в пене, всадник падает — зверь бежит! О т характера к характеру, от прадедов к дедам проступает логика Исторического движения. Отчетливее делаю тся лица, ос­ мысленнее биографии, значительнее судь­ бы. У хрониста прибавляется живой мате­ риал, промывается зрение. Лирический герой делается увереннее в оценках и в распоряжении поэтическими средствами. В изолированную жизнь села врывается ве­ тер общественных преобразований, и вот почти в точности повторяются уже цитиро­ ванные стихи: Мчатся кони, в крови кипенье, под копытами степь дрожит. Кони — в пене, и люди — в пене, люди падают — конь бежит. Но это уж е не вихрь молодецкой охоты, а жаркие схватки гражданской войны. Силы те же, да направление иное. И теперь уже так пойдет — к труду, к колхозам, к О те­ чественной войне и победе, доставшейся так тяж ело («воротились не все в Паново, каждый третий — остался там»). Изменился с течением времени и лириче­ ский герой. Взгляд его сделался глубже, проницательнее. Посторонний для X V III и X IX веков, он различал там события только громкие, поступки шумные, далеко слыш­ ные, то есть как раз менее всего свойст­ венные жизни и тр уду деревенского чело­ века, который не оттого не писал хроник, что ума недоставало, а оттого, что хронисты ищут материала, противоречащего живой сути его земного труда, ищут событий, от­ влекающих его от насущнейшего дела и от­ того враждебных его человеческому само­ сознанию . I Только поняв это, лирический герой мог внести в свою хронику Дарью Драчеву, в чьей судьбе нет «событий», но есть вели­ кий подвиг негромкой жизни. — Что ты видела, тетя Даша? — Насмотрелась всего, сынок. (А сама в Барнауле даже раз была, да и то денек.) Поначалу вручную жала, в 31-м в колхоз зашла. До войны детишек рожала, да с войны мужика ждала, • да тоску-печаль обнимала — муж вернулся и в землю слег,— да одна детей поднимала до ума и до крепких ног... Вот это, пожалуй, и есть самое дорогое в поэме Г. Панова — прозрение лирического героя, понимание и открытие для читателя действительного существа жизни, ее про­ стого, не картинного движения. Похоже, что это прозрение еще бессознательное, пото­ му что в поэме еще очень много шума, словесной суеты, приблизительности, но главное все-таки совершилось, и живое чувство одолело ложно понятую действи­ тельность. На материале этой поэмы можно с осо- бенной ясностью убедиться, что образ че­ ловека в художественном произведении вы- ше конкретного (положим, описанного в газетном очерке) человека только тогда, когда художник взрастил этот образ в сво­ ем сердце, а не построил его усилием ума, когда образ не ставится изначальною зада­ чей, а прозревается в человеке,— иначе же только и напишешь голую мертвую «ти­ пичность». Еще раз понимаешь, что первое условие глубокой мысли — верное чувство, живая взволнованность, которую невозмож­ но разыграть, о чем всегда знала высокая русская поэзия и о чем хорошо говорил А. Т. Твардовский: «В поэзии нельзя притво­ риться взволнованным, если не взволнован по-настоящему, чувствующим так-то, если не чувствуешь так на самом деле. Такие чу­ деса невозможны». А как только попробу­ ешь притвориться взволнованным, скрыть молчание сердца, обойти чувство, так ткань поэмы начнет рваться, начнут появляться паузы и зияния, поэма обратится только в собрание небрежно скрепленных стихов и отзовется в читателе интонационным хао­ сом, отчетливо повеет бесформенностью и рассудочностью. ' Если же попытаться написать обобщен­ ный портрет лирического героя рассмотрен­ ных нами поэм, то издержек окажется все- таки больше, чем приобретений. Общие гра­ ницы довольно отчетливы, контур, силуэт можно очертить с уверенностью — это тя­ готение к этической упорядоченности, к идейной ясности, к общественному здоро­ вью, если позволителен такой термин. Но когда мы попытаемся представить лицо, оно начнет ускользать. Этого героя не всёгда узнаешь в толпе. Он полон недо­ молвок, междометий, общих мест при всем своем тяготении к исповеди и определен­ ности. Невнятность же приводит к тому, что на­ чинаем затемняться и терять самостоятель­ ность Стиль В разговоре о сюжете и лирическом ге­ рое мы во многом касались и этой стороны предмета, потому что как же разъединишь слово и смысл, и сейчас мы только выде­ лим и подчеркнем уже упомянутые проб­ лемы в более узком и более теоретическом смысле. В одной из своих статей С. Я. Маршак пи­ сал: «Вольным потоком лилась поэзия Пуш­ кина, Лермонтова, а после них наступило время прекрасных, но небольших по разе мерам лирических стихотворений и доволь­ но слабых поэм. Поэты как бы переходили от смелой тактики маневренной войны, в которой армия пользуется наступатель­ ным порывом для захвата возможно боль­ шего пространства, к приемам позицион­ ной, окопной войны. В их работе над стиха­ ми уже не чувствуешь большого разбега, нет строчек и строф, высланных далеко впе­ ред и оторвавшихся от предшествующих, еще не вполне законченных, наскоро на­ бросанных строф, как это было в чернови