Сибирские огни, 1978, № 7

172 В «Крутоярах» Марка Юдалевича прой­ дет перед читателем жизнь сельской учи­ тельницы-комсомолки от дня ее приезда в ‘ село и до того часа, как износится и умолк­ нет ее сердце, без остатка отданное делу; и рядом пройдет жизнь крепкого мужика, чалдона, кулака, привезшего в село эту учительницу, истратившего жизнь на борь­ бу с ее правдой и понявшего у ее могилы, что он окончательно проиграл. В «Купаве» Леонида Мерзликина отравит­ ся душа деревенского мальчика сладкой мечтой о тайне и красоте, и он измучается в скитаниях по земле, пока не поймет, что искал не там, и не догадается вернуться к родному порогу для простой еж еднев­ ной жизни, которая и окажется его мечтой, его Купавой. Лирический герой поэмы Николая Пере­ валова «Ветка полыни», «жить наученный на износ», однажды будет остановлен на ходу больничной койкой и узнает всю боль и отраду воспоминаний, снова переживет войны« и беды, и еще раз найдет силы вер­ нуться к полной жизни и поднимет себя: ...а твой поход еще не завершен. Иди, солдат,— и ты еще догонишь свой далеко ушедший батальон. «Прадеды», «Деды», «Отцы», «Мы» — назовет части своей поэмы-хроники «Пано- во» молодой поэт Геннадий Панов и в кон­ кретных именах возродит живую историю родного села, сохранившего в двухвековой дороге здоровую и сильную корневую си­ стему, которая питает молодую и широкую крону: На бессмертном древе деревни начинается новый круг. Поэзия идет за веком, за наукой и граж ­ данственностью, и все реалии живого се­ годняшнего мира каждой деталью утвер­ ждают, что поэзия никак не остается «на одном месте». Но это утверждение не то чтобы обманчиво. Оно просто не полно, потому что сущность конфликтов всегда глубже пересказа, само строение сюжета сложнее, полифоничнее и не исчерпывает­ ся внешностью явлений. Вот тут и время вспомнить дапь, психо­ логическое пространство поэмы, где, как в хорошо развитом государстве, должна быть не одна дорога, но целая сеть пересече­ ний, в которых, всмотревшись, обнаружишь стройность и продуманную обоснован­ ность. Основой этой артериальной системы является живое человеческое развитие — будущ ее и прошлое, любовь и смерть, правда и ложь, то есть то самое «одно ме­ сто», на котором основывается поэзия. Сюжет включает и «декорацию» события, и круг общественных явлений, и филосо­ фию, мировоззрение художника. Причем не только мировоззрение названного героя с именем и судьбою , но героя главного, первого — самого поэта,— безразлично, вторгается ли он в повествование или укры­ вается за объективированным, опосредо­ ванным развитием сюжета. И тут высказывание Пушкина, как всякая существенная и определяющ ая мы сль, об­ наруживает свою диалектическую подвиж­ ность. Поззия остается «на одном месте» только при условии гармонического взаи­ модействия события и его художественного осмысления, при условии ясно развитого диалога героя и художника, при условии полного и здорового равновесия худож ест­ венной и мировоззренческой культуры поэта, при условии сопряжения задачи и выполнения. При нарушении этих началь­ ных и одновременно окончательных пра­ вил развитие века пойдет само собою , а поэзия действительно останется на одном месте, но уже не в пушкинском, а в отрица­ тельном, противоположном значении. Они перестанут быть одним целым, и действи­ тельность не найдет своего отражения в темном зеркале поэмы. Поэтому мало наз­ вать основу сюжета, надо рассмотреть сю­ жет на основном — художественно-миро­ во ззренческом— уровне, всмотреться в то, как развивается в избранных нами поэмах Лирический герой Мы ещ е никак не научимся не обманы­ ваться личным местоимением в поэзии. «Я» поэта неизменно провоцирует нас на прямое понимание, что это именно сам поэт и исповедуется в частностях биогра­ фии. Когда бы было действительно так, то мы только и узнали бы, что сестра М . Ю да­ левича Галина работала сельской учитель­ ницей и прожила достойную жизнь, что в деревне Г. Панова жили отважные старики с такими-то и такими-то фамилиями и жи­ вут его родственники с прямо названными именами, что Н. Перевалов перенес тяж е­ лую болезнь, в период которой много д у­ мал о прошлом, и т.д. Конечно, и это имело бы смысл, потому что всякая человеческая жизнь драгоценна и рассказ о ней был бы любопытен нам, как любопытны истории дорожны х попут­ чиков. Но это простодушное восприятие весьма мало касалось бы искусства. Такое простодушие, впрочем, имеет под собою почву, потому что несчетное количество книг, к сожалению , действительно ограни­ чивается уровнем любопытства, не преоб­ разуя материал, не переплавляя его в тиг­ лях воображения для постижения общече­ ловеческого «состава» события или отдель­ ной судьбы. Что же должно случиться с материалом, чтобы мы могли говорить о ф акте худо­ жественного произведения? Николай Перевалов в «Ветке полыни» пи­ шет обыденный больничный быт: В тринадцатой палате двенадцать человек, казенные кровати, безрадостный ночлег. ...Считать свои недуги по десять раз на дню —: на этаком досуге зачахнешь на корню.