Сибирские огни, 1978, № 6

74 Д. КОНСТАНТИНОВСКИЙ Увидев на тропе кусок сосновой коры, Яков Фомич поднял его. Кора была прохладная, влажная от росы. Шел, разглядывал. Один конец скругленный, другой — острый. Гото­ вый кораблик. Ковчег?.. Поднял голову. Совсем светло... Который, интересно, час? Свой «Полет» он отнес в скупку еще месяц назад. Нет, пожалуй, слишком ра­ но... Придется походить, подождать. Ночевал он в. пустой квартире Герасима; не спалось; помаявшись, Яков Фомич оделся и вышел, когда небо едва начало бледнеть. Отпра­ вился в лес, сворачивая по тропинкам так, чтобы сделать круг и вы­ браться к экспериментальному корпусу. Было прохладно и тихо,— утреннее осеннее безветрие. Яков Фомич шагал и не ощущал одиночества, сегодня оно не преследовало его.. Думал о Старике, об Элэл. Сук на мощном древе! Может, старый; может, пока и не очень. Главное, было у Якова Фомича на этом дереве, в этой школе собствен­ ное место, и дереву было нужно, чтоб он существовал,— чего же еще?.. Вот и поговорил со Стариком. Довелось... Он дал обещание без особой убежденности, что поступает правильно. Доверился Старику. А в лабо­ ратории поймал себя на том, что рад... Думал о Герасиме. Больше,«чем когда-нибудь, думал он о Герасиме. Рано став взрослым, Яков Фомич выбирал себе место в жизни со­ знательно, с пониманием, чего он хочет от будущей своей социальной позиции; ученые были теми людьми, работа которых позволяла изменять многое в мире, тут была сфера деятельности реальной, такой, от которой можно ожидать чего-то; выбор был сделан. Ему не понадобилось потом много времени, чтобы понять, что желаемые изменения совершаются не так быстро, как ему казалось или хотелось; однако охлаждения не на­ ступило, пришла вторая любовь к профессии,— появилось нечто чрезвы­ чайно важное в настоящем, лично важное: работа охраняла его от мира людей, в коем много нашлось для Якова Фомича неприемлемого, непо­ нятного, эклектичного; он укрывался в исследуемый им молекуляр­ ный мир. Биографию взрослого мужчины и вправду надо писать как историю государства, в ней обнаружатся периоды интеграции, упадка, расцвета, испытаний и срывов, возрождения, войн, прогресса видимого и духовно­ го. Возникший затем кризис сделался было началом отчуждения от профессии; но оказалось, что в конце концов он принес Якову Фомичу третью любовь к его работе, опять она спасала его, теперь Яков Фомич погружался, убегал в нее от себя, от мира своего, внутреннего, от нере­ шенных для себя вопросов и трудностей жизни своей души. Но вот нечто еще, после всех прежних превращений, стало происхо­ дить с Яковом Фомичом; было это вновь преображением, притом явст­ венным и резким; и однако в новом состоянии не было ничего нового. Было вот что: Яков Фомич виДел в своей профессии служение, способ­ ное изменять многое в мире, видел сферу деятельности реальную, такую, от которой можно ожидать чего-то, а именно самого необходимого для людей, самого неотложного, и — в самое близкое время. Здесь было, следовательно, возвращение к первой любви. Да, к его первой. И в этом круге, который Яков Фомич таким образом завершал, поместилось, вид­ но, очень существенное из содержания его жизни,— в уходе от мира все дальше в себя и последующем возвращении, обращении к миру, в этом глубинном, естественном движении, развитии, формировании его юно­ шеской любви — к любви зрелой. И первопричиной теперь,— читатель уже догадался, писали в старых романах,— был Герасим, о работе кото­ рого для Яконура специально говорил с Яковом Фомичом Элэл.