Сибирские огни, 1978, № 6

66 Д. КОНСТАНТЙНОВСКИИ казом от себя в себе и совершенствованием духа, механическим и чело­ веческим, низким и высоким. Каждая из них не была гранью между жизнью и смертью. И разве не была каждая из них гранью между смертью и жизнью, жизнью и смертью, смертью и жизнью? Решалось будущее не биологического его существования, ничто не угрожало продолжению его дней; но только быть живым не составляло для него достаточно, чтобы жить, и, следовательно, жизнь была лишь по одну сторону грани. Потому каждая из них была той самой... и задавала главный воп­ рос, какой можно задать жизни. Он не мог сказать о себе, что живет каждый свой день как один из оставшихся у него всего лишь нескольких тысяч. Но были дни, когда ему приходилось делать такой выбор, словно этот — самый последний. Так события его жизни стали реальными событиями. Координаты, в которых он теперь определял свой путь, охватывали все Пространство и все Время. Они начинались полтора десятка милли­ ардов лет назад, от первого, из легких элементов поколения звезд; рас­ пространялись, включая в себя формирование Солнца, а там и его пла­ нет; и простирались далее, туда, где свершилось великое качественное изменение,— не увиденное никем, в неопределившихся контурах молодой Земли произошло чудо начала жизни; проходили пору, когда утвержда­ ла себя способность первой клетки к выработке энергии и самовоспроиз­ ведению, пока развивался процесс организации и усложнения, делались бесконечные пробы; к той поре, когда совершился новый качественный переход — возникновение сознания — изменение биологического состоя­ ния, которое привело к пробуждению мысли — критическая точка не для индивида или вида, а для всей жизни, преображение всей планеты; пере­ секали нижний палеолит австралопитеков и питекантропов, средний палеолит неандертальцев и поздний палеолит первых современных лю­ дей; пронизывали все времена, когда возникали и совершенствовались такие нужные ему теперь способности к абстрактному мышлению, к включению в целенаправленное и моральное действие, формировались речь, сознание своего «Я», дар видеть себя со стороны и оценивать свои поступки; обнимали мезолит и неолит, пролетали миг вчерашней истори­ ческой эры, где была родословная Герасима, и мгновения, где находил-1 ся он сам, присоединяя туда и двухтысячный год с его сегодняшними заботами; и тянулись, тянулись, вводя в себя Будущее, сначала близкое, а потом и дальнее, лежащее за миллиард лет впереди, за два, три, четы­ ре и пять миллиардов, где, наверное, новая, незнакомая разумная жизнь, продолжая эволюцию, разлеталась от стареющего светила в новые, еще не обжитые дома,— сперва на отдаленные планеты и астероиды, а потом за пределы Солнечной системы... Во всем,— в том, как в Пространстве и Времени являла себя Мате­ рия; в самом существовании ее вокруг, всюду; в том, что все находилось в ощутимом непрерывном движении,— был, Герасим видел, какой-то смысл. То, что он, Герасим, частица Материи, находился в определенной точке Времени и Пространства,— также имело какой-то смысл. Смысл этот надо было ему понять и реализовать, надо было оправ­ дать; и смысл этот изменялся вместе со всем, что двигалось, и надо было в каждую последующую минуту понимать новое, что он означал,— не только, что в прошлую, а то, что в настоящую, и то, что образуется к последующей. Его, Герасима, появление в мироздании, при всех положенных при этом вероятностях, не представлялось ему теперь случайным; выходило, что оно было тщательно, всесторонне, многократно обусловлено, преду­ смотрено, подготовлено; его зарождением было, следовательно, зарож